Игры престолов. Хроники Империи

5ximera5

– Какие действия предприняты руководством Лиги к расследованию инцидента?

Стоявший на балконе второго яруса тронного зала Иохим из Гэлли, всё это время любующийся любовником, обстоятельно расписывающим мероприятия и шаги по устранению возникших проблем, включая медицинское обследование пострадавших и выплаты семьям погибших соответствующей компенсации, а также полномасштабную мобилизацию всех научных ресурсов Башни Времени, направленную на исследование «Смещения», вдруг почувствовал на себе чей-то пристальный взгляд из тех, что вызывают нехорошие мурашки вдоль хребта и холодок страха между лопатками. Отвлекшись от выступления Мэта, Иохим принялся выискивать источник беспокойства и очень скоро наткнулся на того, кто предпочитал смотреть не на бледного от еле сдерживаемого гнева Императора, а созерцать и анализировать реакцию придворных, замерших в предчувствии

скорого взрыва. Взгляды их внезапно встретились, заставив Иохима вздрогнуть и нервно вцепиться в перила балкончика. Тёмные, с медным отливом волосы незнакомца были заплетены в косу, перекинутую через плечо, блестящей змеёй спускающуюся почти до самого пояса, его облачение было стандартным для старшего офицера флота «Молния» – тёмно-зелёный мундир особого покроя, чёрные узкие брюки с зелёным кантом и начищенные до блеска высокие военные сапоги, однако место, что она занимал у трона Владыки явно говорило о его непростом происхождении, возможно, даже он являлся членом правящего Дома.

Содрогнувшись от дурного предчувствия, Иохим смотрел в лазурные глаза незнакомца, казалось, чего-то ждущего от него, воина класса «хамелеон», шторм-эллера из Дома Туманной Кошки. И, глядя на этого человека, по-другому оценивая его образ и мелкие, незначительные, казалось бы, детали в одежде и причёске, Иохим вспомнил кое-что очень важное. Что-то такое, чего забывать не стоило ни при каких обстоятельствах, даже считая себя свободным от Дома, предавшего его, отдавшего на растерзание врагу.

Патриарх выжидающе смотрел на юношу, чуть заметно улыбаясь. Самыми кончиками губ, в тени которых притаилась злая, недобрая насмешка. Обманчиво ласковый прищур жестоких, безжалостных глаз, видевших тысячи смертей ещё до рождения самого Иохима. И он требовал подчинения.

Юноша не имел права противиться этому почти что приказу. Он склонил голову в почтении, признавая власть мастера, особым жестом уведомил господина о готовности услужить. Раболепие в отношении кошачьей аристократии, мистресс и мастеров, прочно въелось в образ мыслей шторм-эллера, дремало в его венах, подобно скрытому яду. В тайне Иохим надеялся, что ритуал Очищения и Руки, проведённый близнецами, поможет ему разбить эти цепи, но узы оказались крепче, чем он думал.

Добившись выражения покорности, Патриарх, наконец, отвёл тяжёлый взгляд.

Доклад близнецов завершился, так ничего и не прояснив. Тимо задумчиво созерцал взволнованных дворян, неосознанно потирая левое запястье. Рука болезненно немела и казнила болью при каждом неловком движении.

Вдруг по периметру всего зала замерцали россыпью огоньков датчики приоритетного вызова и в центре помещения возникло объёмное изображение Араши. По толпе собравшихся прокатился слитный возглас удивления и ужаса – привычный облик принца был искажён почти до неузнаваемости: длинные волосы, по которым в тайне сохли почти все девицы, обитающие во Дворце, непостижимым образом превратились в короткую стрижку, что уж говорить о том, что прекрасный золотистый цвет уступил место ослепительно белоснежной седине! Когда мужчина поворачивал голову, становились заметными переливающиеся под кожей чешуйки, словно у змеи, а глаза… вертикальные зрачки в янтарной глубине могли оттолкнуть кого угодно! Но все эти изменения стали несущественными в тот же миг, как Араши начал говорить. Это было не больше и не меньше, чем объявление войны – страшной в своей неожиданности. Его речь была ровной и спокойной, словно бывший герцог Йонен не подозревал, какую бурю эмоций вызывает каждое новое слово, сказанное с неуловимым, чуждым акцентом.

Это был Араши и вместе с тем – Воплощение Великого Дракона, Хаффи. Змееглазый.

Тимо, вскочивший на ноги при появлении голограммы, не мог узнать в человеке, монотонным голосом зачитывающего аспекты ультиматума, своего сына. Не мог, не хотел, отказывался принимать! Трудно было поверить в измену Араши – всё равно как если бы правая рука объявила войну левой, и всё же…

Император заставил себя выслушать неожиданное послание, больше походившее на завуалированную угрозу. Араши требовал провинцию Йонен в полное и единовластное подчинение. Более он не претендует ни на один из обитаемых миров Империи, но не допустит агрессии со стороны правительства Мэру в любой его форме. Змееглазый скучным голосом сообщил, что взял под контроль все форты и имперские ставки на планетах, объявленных им своей территорией, а численный контингент этих укреплений отныне обретает статус военнопленных и будет рассматриваться как предмет для торга между сторонами.

Араши искренне надеется на понимание и разумное сотрудничество, в равной степени не желая варварского кровопролития, однако вынужден напомнить, что в его распоряжении находится не только флот провинции, безоговорочно принявший его власть, но и экспансионный корпус Империи Хсаши, Владыкой которой является. Ещё раз выразив глубочайшее почтение Повелителю Мэру, Араши исчез, а зал буквально взорвался криками, многие из которых были полны гнева и ярости, другие же звучали страхом и недоумением. Внезапно всю царившую какофонию перекрыл сильный, властный голос, коротко скомандовавший:

– Браних, взять его.

Щёлкнув каблуками военных сапог и поклонившись, Алмазный меч Империи стремительным шагом покинул тронный зал, провожаемый взглядами, выражавшими безумную надежду на то, что всё ещё возможно исправить.

Тимо с трудом переводил дыхание, перед глазами плавали клочья чёрного тумана, в голове звонили в набат сотни колоколов, причиняя страшные мучения. Но всё это не шло ни в какое сравнение с тем, что Араши, его мальчик, его сын, предал его, превратившись в незнакомое чудовище со змеиным взглядом. Как Император, Тимо потерпел сокрушительное поражение, доверив важный пост тому, кто оказался вовсе не так надёжен, как казался. Как отец он мог лишь тупо задавать себе одни и те же вопросы: «почему?», «за что?» и «как такое могло случиться?». Все эти мысли беспокойно кружились, сталкивались, друг с другом, бежали по кругу, Тимо чувствовал страшную усталость, словно сводчатый потолок тронного зала начал опускаться на него, грозя погрести под своей многотонной тяжестью.

«О, Сулла, что же я натворил?! Как мне это исправить? Любовь моя, как мне не хватает твоего света…»

Ошеломлённые взгляды аристократов медленно обращались к нему. За те долгие годы, что Тимо Лайтонен правил Империей Мэру он сумел убедить даже своих самых ярых оппонентов в собственной непобедимости, решительности и безжалостности к врагам. Так и было до тех пор, пока по другую сторону баррикад встал не кто-нибудь, но Араши. Сын. Надежда. Родная кровь.

Невыносимое, страшное горе обрушилось на него, согнуло гордые плечи, перехватило горло, огненным копьём вонзилось в грудь, мешая думать, дышать. Вдруг взгляд его, бессмысленно блуждающий по пустым лицам придворных, наткнулся на человека, которого никак не могло здесь быть. Девочка двенадцати лет, хрупкая и тоненькая, в белоснежном лёгком платьице, просто вопиющим образом выделяющемся своей простотой на фоне разодетых аристократов.

Убедившись, что полностью завладела вниманием Императора, девочка приветственно, даже радостно помахала ему рукой. Губы её двигались, и хотя вокруг стоял неописуемый шум, состоящий из взволнованных голосов, шуршания одежды и стука каблуков по мраморному полу, Тимо без труда разобрал слова, слетающие с тонких, бледных губ:

– Вот я и пришла, папа. Не волнуйся, теперь всё-всё будет в порядке.

Его радость умерла, не успев воспарить к небесам, когда Тимо увидел за спиной своей смертельно больной дочери разворачивающиеся белоснежные крылья. Такие огромные, сверкающие, с мягкими перьями цвета нетронутого снега на горных вершинах…

– Фэйт, – горло сдавило рыданием, – моя Фэйт… как же так?

Она улыбнулась ему счастливой, светлой улыбкой, совсем такой же, как у её матери и это стало последней каплей, переполнившей чашу. Усталое, измученное неподъёмными заботами и горем сердце Императора, пронзив всё его существо нечеловеческой болью, дрогнуло в последний раз и замерло. Ноги Тимо Лайтонена подломились и он упал на ступени своего трона на глазах сотни придворных, словно марионетка, у которой злобный кукловод обрезал нити.

Многоголосый стон прокатился по толпе людей, узревших падение непогрешимого идола и среди начавшегося секундой позже хаоса и безумия, так никем и не замеченная девочка в белом платьице, неспешной, плавной походкой пошла к трону, чтобы забрать свой приз. Кто-то что-то кричал, где-то плакала женщина, кто-то истерично звал на помощь целителей… Принцесса Илла склонилась над отцом, пытаясь с помощью своего Дара вернуть Тимо к жизни. Эвазар бдительно следил за тем, чтобы никто не мог ей помешать, не подпуская обезумевших от страха людей ближе, чем необходимо. И только Энрике, пользуясь всеобщей паникой, смотрел не на смертельно бледного отца, а на ступени трона, залитые его кровью. Коснувшись застывающих потёков длинными, тонкими пальцами, Энрике с наслаждением вкусил крови отца, зажмурившись от удовольствия, чувствуя, как ликует и одновременно плачет другая часть его души.