Игры рядом
Шрифт:
Во время въездного досмотра я пережил несколько неприятных минут, в течение которых начальник патруля буравил меня подозрительным взглядом. Я смотрел на него чистыми глазами благородного простачка, мысленно успокаивая себя тем, что ничего непозволительного я не делал. У меня даже оружия не было — арбалет растаял через четверть часа после того, как я ступил в лес неподалеку от храма. Начальник пожевал ус, хмыкнул и махнул рукой. Вероятно, он принял меня за искателя приключений. Осанка у меня, к сожалению, а может, и к счастью, аристократичная (один из немногих подарков любезной матушки), но выглядел я в ту минуту как последний
От городских ворот я сразу направился в особняк Паулины и еще за полквартала с разочарованием увидел, что окна темны. Наверное, окручивает очередную жертву… Время, правда, слишком раннее для таких делишек. Хотя, может, прогулка верхом… Жнец ее знает. Я никогда не интересовался, как она это делает. Я немного поошивался вокруг, тщетно надеясь увидеть кого-нибудь из наших, потом, поймав свирепый взгляд привратника, убрался оттуда, опасаясь новых неприятностей. Ничего не оставалось, как ждать возвращения Паулины.
Бродить по улицам я остерегся: неровен час, наткнусь на того, кто меня узнает. По счастью, на этой улице располагалось несколько трактиров. Денег у меня, разумеется, не наблюдалось, но я все же заглянул в близлежащий. Там было людно, похоже, один из местных стихоплетов устроил небольшой концерт. Затеряться в толпе слушателей оказалось легко. Я прислонился плечом к косяку двери, поглядывая через распахнутую дверь на особняк. Менестрелю подпевал нестройный хор пьяных голосов, заглушавших музыку. Песня была романтичная — «Робер и Аттена», вселюдно известная любовно-эпическая баллада. Такие песенки обычно поют под окнами девиц, ретиво охраняемых строгими родичами, а не в городских забегаловках… Голос певца казался знакомым, и я рискнул протиснуться в глубь трактира, достаточно близко, чтобы иметь возможность рассмотреть менестреля за плотной толпой потных спин. Я бросил на него только один взгляд и почувствовал, что расплываюсь в улыбке. Проклятье, вот уж не думал, что когда-нибудь так обрадуюсь, увидев этого маленького мерзавца.
Юстас сидел спиной к стойке, закинув ногу на ногу, и уныло перебирал пальцами струны. Вид у него был самый несчастный. Посетители воодушевленно подвывали, перекрывая его приятный голос и получая гораздо больше удовольствия от собственных арий, чем от стараний менестреля. Юстас терпел, но я видел, что он готов взорваться. Какого ляда он делает среди этого сброда? Мы использовали его почти как Паулину, только она усыпляла бдительность аристократов, ублажая их тела, а специализацией Юстаса были духовные сферы. Он мог заболтать неосторожного дворянчика до смерти, предварительно одурманив его своими песнями, а Паулина, получая на руки размякшего клиента, довершала начатое. Вдвоем они были неповторимы. И поле их деятельности предусматривалось соответствующее: обычно не меньше отеля какого-нибудь баронета или, на худой конец, шикарной гостиницы. Никак не вонючая забегаловка вроде этой.
Юстас взял последний аккорд. Ему вяло зааплодировали. Я громко хлопнул в ладоши и крикнул «Браво!» Юстас непривычно хмуро покосился по сторонам из-под ровных, по-женски аккуратных бровей.
Я зааплодировал активнее, задорно присвистнул. Толпа заразилась моим энтузиазмом, на Юстаса полилась буря оваций. Он лениво поклонился, скользнул взглядом по толпе, на миг задержал его на мне,
Его реакция меня удивила. Я думал, он либо с воплем кинется мне на шею (с него станется), и тогда я просто убил бы его на месте, либо широко улыбнется и кивнет в ответ. Он не сделал ни того, ни другого — предпочел смертельно побледнеть, задрожать и, стиснув гриф лютни, вполголоса сообщить, что объявляется перерыв. Пьянчуги разочарованно заныли, Юстас встал, перебросился парой слов с трактирщиком и неторопливо двинулся ко мне. Вернее, не ко мне — он просто шел в мою сторону. Я стоял, скрестив руки на груди и глядя на него с непонимающей улыбкой. Юстас прошел мимо, задев мое бедро лютней, коротко извинился и стал подниматься по шаткой темной лестнице на второй этаж. Я быстро огляделся, убедился, что никто не смотрит в мою сторону, и прошмыгнул следом.
Юстас буквально взлетел наверх. Я едва успел заметить дверь, за которой он исчез. Повернувшись, чтобы закрыть ее за собой, я через миг задохнулся от объятий менестреля. М-да, Юстас всё-таки остался Юстасом.
— Всё нормально, — успокаивающе сказал я, хлопая его по спине, — Полегче, мои ребра мне еще понадобятся.
Он отступил, по-прежнему придерживая меня за плечи, и ошарашенно уставился мне в лицо.
— Эван, — прошептал он, — это всё-таки ты.
— Вроде бы, — неуверенно кивнул я. — Правда, твое поведение заставляет в этом усомниться…
— О боги… Где ты был?
— Это долгая история, — отмахнулся я. — У тебя есть пожрать? Я бы коня съел.
— Сейчас! — засуетился Юстас. — Было тут…
Он подскочил к столу, отдернул завернутый наверх край скатерти. Под ней оказались бережно охраняемый от мух початый окорок и початая же бутылка вина.
— Садись, ешь, я сейчас еще принесу!
— Не торопись, — сказал я, охотно принимая предложение. В последнюю неделю есть мне приходилось нечасто, и я чувствовал, что желудок уже довольно крепко прилип к позвоночнику. Юстас куда-то убежал, как потом оказалось, распорядиться насчет более основательного обеда. К тому времени, когда он вернулся, я успел расправиться с окороком и пил его гадкое кислое вино.
— Какая мерзость, — брезгливо сказал я, упрямо заливая себе в горло эту дрянь, — Юстас, как ты мог опуститься до такого?
— Пришлось, — отрешенно сказал он, садясь напротив. Лютня валялась на полу рядом со столом, и я невольно отметил, что не припомню случая, когда Юстас обращался со своим сокровищем столь пренебрежительно. Кажется, он действительно был потрясен.
— Поверить не могу… Ты всё-таки жив, — проговорил он наконец.
— Как будто. Хотя чувствую себя прехреново. А с чего это ты решил, что я умер?
— Не один я. Все решили, — с отчаянием проговорил Юстас. — Тогда, в ту ночь, когда тебя схватили Зеленые… Эти ублюдки не выпускали нас из укрытия еще сутки! Мы вырвались, но ты был уже слишком далеко. Когда стало известно, что ты ждешь казни в Арунтонской тюрьме, Роланд и Грей собрали людей, чтобы вытащить тебя. Не вышло, еле ноги унесли. Роланд клялся, что тебя охраняют, словно самого Шерваля! Пытались искать другие каналы, но всё впустую. У Паулины что-то начало наклевываться, но тут объявили, что ты умер во время допроса. Мы думали, эти твари замучили тебя до смерти…