Игры третьего рода

Долинго Борис

Домашников и Семён Ефимович примостились за креслами водителя и командира на ящиках с припасами так, чтобы видеть через лобовые стёкла, что творится снаружи. Если бы не странного цвета кусты, пробивавшиеся из-под снега, вполне можно было подумать, что они едут по земной тундре.

Правда, через пятнадцать километров местность стала меняться. Она пошла в гору, кое-где начали попадаться каменные валуны и глыбы, выступавшие из запорошенной снегом почвы. Появились высокие, тоже удручающе-серые деревья. Их гладкий, чуть ворсистый ствол поднимался метров на шесть-семь,

после чего скупо ветвился почти горизонтально – короткие ветки с мелкими листочками торчали почти в одной плоскости. Кусты с дынептицами, наоборот, исчезли совершенно.

– Ни дать ни взять – телеграфные столбы, если верхушки обрезать, – заметил Альтшуллер, и все с ним согласились: деревья напоминали именно такие конструкции.

Ещё через несколько километров Фёдор затормозил перед широким рвом, который тянулся идеально прямой линией в обе стороны, на сколько хватало глаз.

К этому времени снег почти перестал, и люди снова открыли люки, чтобы лучше рассмотреть препятствие.

– М-да, – пробормотал Пётр, – а я думал, что здесь никто не живёт…

– Думаешь, это руками сделано? – поинтересовался майор.

– Руками или чем-то ещё такого же типа, – кивнул Пётр. – Очень уж прямо прокопано.

Стенки канала давно начали осыпаться, но само сооружение строгим прямым направлением подтверждало мысли об искусственном происхождении. Ширина составляла метров сорок, не меньше, а боковые откосы шли под углом градусов двадцать. Общая глубина на глаз составляла метра четыре.

Судя по всему, подвохов, аналогичных берегу реки, здесь не предвиделось – канал был совершенно сух, если не считать слегка подмерзавшего снега, покрывавшего его дно, но Гончаров счёл своим долгом на сей раз проверить всё лично: он стал спускаться по склону, проверять прочность грунта лопатой.

Наконец он ступил на дно, предварительно хорошенько потыкав его. Александр дошёл до противоположного берега – поверхность под ногами везде была плотной – и знаками показал Фёдору, чтобы тот осторожно начал съезжать вниз. Когда БТР выбрался из рва, Гончаров вновь занял командирское место.

– Интересно, и кто же тут канаву выкопал? – спросил, скорее всего, сам себя Фёдор.

– Может, мы и узнаем это, – философски молвил Семён Ефимович, – а возможно, и нет.

– Кстати, – посоветовал майор, – расслабляться не стоит – держите оружие под рукой. Мало ли что или кто тут встретится. Что-то слабо верю я в межпланетное братство и межзвёздный интернационализм.

– А в силу разума? – чуть насмешливо спросил Домашников.

– В силу разума, говоришь? – Гончаров, прищурившись, вполоборота посмотрел на Петра. – Верю, крепко поверил – каждый раз, когда на Барьер смотрел, эта вера у меня укреплялась. Нам показали, что эта сила может быть ещё и идиотской.

– Но вот мы все с вами, – вступил в беседу Семён Ефимович, – мы же нормальные, так сказать, разумные существа. Значит, вполне возможно встретить точно таких же в иных мирах.

– Наверное, и возможно, – хмыкнул Гончаров. – Только при встрече имейте оружие под рукой. На всякий случай.

Местность

становилась всё гористее. Пошли уже настоящие скальные уступы, между которыми приходилось лавировать. В низинах, где была сравнительно мягкая почва, росли плотные заросли «телеграфных столбов», что тоже не способствовало скорости продвижения.

Наконец, машина миновала, судя по всему, перевал миниатюрной горной гряды, и местность снова начала понижаться, но лес становился всё плотнее. Часто БТР просто проламывался через заросли. Древесина стволов, многие из которых достигали в толщину не меньше, чем настоящий телеграфный столб, ломалась неожиданно легко: дерево имело сухую, трескавшуюся, словно яичная скорлупа, кору и рыхловатую сердцевину, напоминавшую трухлявую губку.

Сначала Фёдор вёл БТР медленно, но, убедившись, что инопланетный лес – не помеха машине, увеличил скорость. За броневиком тянулась широкая просека, так что заблудиться никоим образом не рисковали. Единственное неудобство заключалось в том, что совершенно отсутствовал обзор: дальше чем метров на десять сквозь заросли вообще ничего не было видно.

Так они двигались больше часа, уже привыкнув к монотонному треску ломаемых деревьев, и покрыли без малого километров тридцать.

– И где же ваш океан? – задумчиво спросил Фёдор, напряжённо вглядываясь в чащу, с хрустом пережёвываемую бронетранспортёром.

Домашников почесал затылок:

– Ну, карта, сам понимаешь, не в управлении картографии и геодезии готовилась – погрешность большая. В любом случае, явно уже недалеко.

Наконец впереди блеснул какой-то просвет, и броневик, проломив последнюю стену «телеграфных столбов», выкатился на открытое пространство, покрытое серым песком, за которым на тоскливый пляж медленно и лениво набегали волны бескрайнего моря. Облака поредели, в них стали появляться просветы, и кое-где солнечные лучи играли бликами на свинцовых переливах водной глади.

Памятуя об осторожности, Исмагилов остановил БТР. Гончаров открыл командирский люк и высунулся наружу, осматривая побережье в бинокль.

Вдруг он присвистнул:

– Занятная история. Вижу корабль!

– Где? – Домашников тоже высунулся из люка и всматривался в направлении, куда был направлен бинокль командира. – В море?

– Не совсем, – ответил майор. – Похоже, он уже отплавался: сидит на мели. Вот там, дальше, почти у берега.

Рентгенометр здесь показывал аж ноль тридцать пять рентген в час, и, направляя выносной блок на песок, можно было понять, что «фонит» именно пляж.

Гончаров вопросительно посмотрел на Домашникова. Инженер пожал плечами:

– Песок с содержанием каких-то радиоактивных элементов. Без точной аппаратуры, которой у нас нет и быть не может, ничего не определим.

– Ноль тридцать пять рентгена! – сказал Гончаров. – Многовато!

– Знаешь, на Земле имеются места, где уровень естественного фона даже выше. Например, в Индии, в штатах Керала и Мадрас есть участки то ли с танталовыми, то ли с ториевыми песками. Там больше полрентгена в час, но люди живут постоянно.