Их было четверо
Шрифт:
Пока разогревался завтрак, Катя и Виктор успели принять душ. И Тима повёл их на кухню, где всё так и блистало чистотой. Ребята, весело болтая, уселись за белый кухонный стол.
Солнце уже поднялось высоко и немилосердно жгло.
– Ой, как жарко! – сказала Катя, обмахиваясь газетой, как веером. – Может, это с непривычки, но я буквально задыхаюсь!
– Сейчас будет прохладно… – заверил Тима. – Ну-ка, Ван, давай захлопнем ставни… Да ты сиди, сиди, – сказал он Кате, которая вскочила, чтобы помочь, – мы сами. Ты гостья!.. Включи холод, Ван.
Ван
– Вот мы как живём! – горделиво заявил Тима. – Оазис в песках! Солнышко, оно не хочет отказываться от своих привычек, как говорит мой папа, а мы его перехитрили. Раз – и холоду нагнали.
– Кондиционер! – поднял брови Виктор. – Домашний климат? Интересно. Я не знал, что он у вас тут в ходу.
– Ты, брат, многого ещё не знаешь, – многозначительно подмигнул Тима. – У нас не хуже, чем в Москве, имей это в виду.
– Только, наверное, скучней, – заметил Виктор.
– Ну, не знаю. Нам с Ваном совсем не скучно… Правда, Ван? У нас, брат, дел всегда по горло.
Сквозь закрытые ставни пробивался луч света, и Катя заметила на окне какую-то стеклянную ванночку.
– Что это? – спросила она.
– Это? Сенной настой для инфузорий, – ответил Тима. – Выращиваю малюток. Понимаешь, мы с Ваном интересуемся всякой этой мелочью, особенно Ван. Он такие опыты ставит – прямо как настоящий учёный.
Ван вздохнул.
– Что вздыхаешь? – засмеялся Тима. – Хочется в «домике» побывать?
– В «домике»? Каком? – спросила Катя.
– Так… – неопределённо протянул Тима, переглянувшись с Ваном. – Как-нибудь потом расскажу. А ты чем интересуешься? Ничем?
– Нет, почему же, – сказала Катя. – Географией. Мечтаю о путешествиях… Виктор тоже, – прибавила она.
– Но не как географ, – заметил Виктор. – Я собираюсь стать кинооператором. Как мой отец. Он ведь на «Хронике» работает.
– Что за хроника? – спросил Тима.
– Это Студия документальных кинофильмов, – усмехнулся Виктор. – Таких простых вещей не знаешь…
– А почему я обязан это знать? – вспыхнул Тима.
– Кто же, по-твоему, снимает «Новости дня»? Ты их, надеюсь, смотришь?
– Ну, смотрю. У нас тут кино получше московского.
– Даже получше? Местный патриотизм!
– Да, да… Пусть местный, а я знаю, папа говорил, что и в Москве не часто увидишь такой кинотеатр, как у нас.
Тима начал горячиться. Ван Лин не любил, когда спорили по пустякам, и поспешил перевести разговор на другую тему.
Заговорили о прогулках по Джохору, стали строить планы, как они будут проводить время.
Виктор привёз с собой узкоплёночную кинокамеру, еле выпросил у отца. Он собирался очень много снимать. Для практики.
Вся компания перешла в столовую, Виктор принёс сюда аппарат. И Тима с Ваном с любопытством рассматривали его. Мальчики с увлечением заговорили об оптике, о светочувствительных плёнках и о прочих специальных вещах. Про Катю совсем и позабыли. Она сначала слушала, слушала, прикорнув на диване, потом незаметно для себя задремала, утомлённая дорогой и
– Спит… – вдруг шёпотом сказал Ван, первый заметивший, что Катя как-то подозрительно притихла.
– А мы-то кричим! – забеспокоился Тима. – Ребята, пойдём ко мне в комнату. Виктор, тащи свою камеру!
– Тима, тебе доктор велел лежать, – напомнил Ван. – Как нога? Болит?
– Я про неё и забыл! – громко засмеялся Тима и тотчас зажал рот рукой, испуганно оглянувшись на Катю.
– А что у тебя с ногой? – спросил Виктор.
– Да так, неудачный прыжок без парашюта.
– А-а… – протянул Виктор.
Тима и Ван притащили подушки и положили на ковёр. При этом мальчики старались не шуметь, неловко ходили на цыпочках, но то и дело зацеплялись за стулья, за шкаф и грохотали отчаянно. Наконец они натаскали достаточно подушек, бросились на них и, лёжа на ковре, продолжали беседу. Однако полумрак и прохлада сделали своё дело. Разговор становился всё более вялым. И, когда Мария Николаевна, мать Тимы, вернулась с работы, она застала дома сонное царство.
Мария Николаевна была моложавая, стройная, с великолепной чёрной косой, уложенной вокруг головы, словно корона. Она любила людей, любила молодежь, и в доме у неё постоянно бывало много народу: друзья и знакомые по институту, товарищи мужа, Тимины одноклассники, приезжие из райцентра или из Москвы. Она даже скучала, если случались вечера, когда за чайный стол садилась только своя семья. Приезду Кати и Виктора она радовалась особенно, потому что Тима, оставшись один, скучал бы и ей было жаль его.
Мария Николаевна остановилась возле спящей Кати, стараясь разглядеть её лицо. Потом пошла в комнату сына. Там она с удивлением обнаружила Вана.
«Остался! – подумала она. – Вот что значит дружба».
Переодевшись в домашнее платье, повязав передник, Мария Николаевна примялась хлопотать на кухне.
Поставила на плиту большую кастрюлю с пловом, приготовленным так, как обычно это делают в Средней Азии, – с урюком и разными другими приправами. Она научилась этому искусству у местных друзей. Пока кушанье варилось, она нарезала салат, помыла помидоры, свежие огурцы, зелёный лук, редиску; потом состряпала любимое Тимино сладкое – клюквенный кисель. У неё всегда хранились запасы клюквы. Муж, часто ездивший в Москву, каждый раз привозил эту «экзотическую» для здешних мест ягоду. Ей хотелось, чтобы сегодня всё было так, как любит сын.
Потом она накрыла парадный стол в столовой, поставила букет и вытащила из своих запасов сладкую домашнюю наливку. «Отпразднуем приезд как полагается», – решила она.
Между тем зной спадал. Мария Николаевна распахнула ставни, выключила кондиционер и пошла будить Тиму.
– Вставай, сынок, пора… Ну, как нога? – говорила она, теребя густые чёрные волосы Тимы.
– Очень хорошо, мамочка, – сонно пробормотал Тима, потом привстал, сел, протёр глаза и только тогда совсем проснулся. – Эгей, ребята! – закричал он. – Подъём! Раз, два, три!