Их было семеро (Солдаты удачи - 1)
Шрифт:
– - Чьи это люди? Цель их приезда?
– - Чьи -- пока не знаю. Завтра выясню. И сообщу вам и господину Назарову при личной встрече. А цель... Разве она не очевидна?
– - И все-таки?
– - Стоит ли говорить об этом? Учитывая, что эту пленку будет слушать господин Назаров...
– - У него крепкие нервы.
– - Их цель -- нейтрализовать господина Назарова.
– - Убить?
– - Выкрасть. И переместить в Россию. Я вижу, вас это встревожило?
– - Во всяком случае, заставило задуматься.
– - Выбросите из головы. Они не причинят вреда
– - Почему?
– - Приедут другие.
– - Позвоните мне завтра во второй половине дня.
– - Завтра я буду занят. Этими самыми молодыми людьми.
– - Тогда послезавтра.
– - Договорились Я позвоню послезавтра после полудня. Всего доброго, господин Розовский.
– - Всего доброго, господин Вологдин...
Стоп.
Розовский выключил магнитофон и вопросительно взглянул на Губермана.
– - Ну? Что скажешь?
Губерман помедлил с ответом.
Они сидели в белых плетеных креслах на нижней террасе виллы в тени от глубокого козырька солярия. Во дворе, посреди как бы припыленного солнцем газона, ярко голубела неправильной формы, фасолькой, просторная чаша бассейна, огибавшая мощный многовековой дуб, в тени которого когда-то устраивали привалы османские конники, отряды крестоносцев и даже, может быть, римские легионеры. Дальше, в просветах между кипарисами, виднелась набережная с высокими финиковыми пальмами и полоска пляжа с яркими пятнами зонтов и тентов и кишением обнаженных тел.
По сравнению с загорелым, коротконогим и грузным, словно бочонок, Розовским, Губерман выглядел бледным, как поганка, и тщедушным, будто подросток. Он был в плавках, с махровым полотенцем на шее, мокрые после купанья волосы сосульками спускались на плечи. Без очков лицо его казалось беззащитно-растерянным.
Розовский терпеливо ждал. За десять лет, минувших с первого появления этого социального психолога в офисе Назарова, Ефим Губерман мало изменился внешне, лишь слегка заматерел, но стремительное внутреннее взросление его не могло не вызывать уважения. Стать к тридцати годам третьим человеком в немалом, состоявшем из опытнейших профессионалов аппарате Назарова -- не каждому такое дано.
Губерман ездил в дорогом спортивном "Феррари", одевался у лучших портных, при этом очень недешевые костюмы сидели на нем свободно и не вызывающе -- как джинса. Он был вхож во все артистические и политические салоны Москвы, поддерживал дружеские отношения с телевизионщиками и журналистской братией, охотно платил за выпивку и одалживал по три-четыре сотни тысяч вечно безденежным газетчикам, при этом словно бы забывая о долге. Но когда нужно было инспирировать публикацию, выгодную Назарову или подрывающую доверие к предприятиям его конкурентов, Губерман устраивал это без всякого труда и практически бесплатно. В окружении Назарова он был одним из немногих, чьи представительские расходы не были ограничены никакой верхней планкой и не подлежали отчету в бухгалтерии.
Но особенно ценным было его умение интуитивно оценить ситуацию -- не просчитать
Наконец Губерман нашарил очки, лежавшие на таком же плетеном, как и кресла, столе рядом с высококлассным японским диктофоном, надел их и проговорил:
– - Становится жарко. Я бы даже сказал -- припекает.
– - Я тебя не о погоде спрашивал, -- заметил Розовский.
– - Я не о погоде и говорю.
– - Губерман кивнул на диктофон.
– - Шефу дали прослушать?
– - Пока нет.
– - Почему?
– - Ждал тебя. Нужно все как следует обмозговать.
– - Как он себя чувствует?
– - Физически -- более-менее.
– - А вообще?
– - Бессонница.
Губерман пощурился на сверкание солнца в бассейне, предположил:
– - Если он узнает, что адрес расшифрован, немедленно улетит в Цюрих.
– - Этого я и боюсь, -- подтвердил Розовский.
– - Мы не сможем организовать там надежную охрану. Тем более что все время он будет в госпитале, с Анной. Он станет легкой мишенью.
– - Для кого?
– - Для кого!
– - повторил Розовский.
– - Знать бы! Я тебя и вызвал, чтобы вместе об этом подумать.
– - Пьет?
– - Мало.
– - Плохо. Ему бы надраться, поматериться, побохульствовать. Это разгрузило бы его подкорку.
– - Не тот человек.
– - В данном случае -- к сожалению... Кстати, о птичках. Я бы чего-нибудь выпил. И перекусил. Как у вас тут это делается?
– - Начало первого. Не рано для выпивки?
– - усомнился Розовский.
– - Побойтесь Бога, Борис Семенович!
– - искренне возмутился Губерман.
– По вашей милости я вчера целый день, высунув язык, мотался по Москве. Потом пять часов в самолете. Только в шесть утра лег слать, а в одиннадцать вы меня уже вытащили из постели. Неужели я не заслужил рюмку водки и бутерброд?
– - Заслужил, заслужил...
– - Розовский три раза громко хлопнул в ладони, приказал молодому турку, мгновенно возникшему у стола: -- Ленч. Уан -- один. "Уайтхолл" Айс -- лед. Понял? Туда!
– - кивнул он в сторону бассейна. Объяснил Губерману: -- Там прохладней, бриз протягивает... Ты звонил из аэропорта около двенадцати ночи. Лег, как ты говоришь, в шесть утра. Так что ты делал до шести?
– - Любовался природой Кипра.
– - Ночью?
Губерман пожал плечами:
– - А что? Ночь на острове любви. Не все же заниматься делами!
Розовский недоверчиво взглянул на него, но промолчал. Треп, скорее всего. А может, и нет. Кто их, этих молодых, разберет! Однажды в компании приятелей своего сына Розовский заметил, что раньше взаимности женщины добивались годами. Так эти сопляки хохотали минут пятнадцать...
По мраморным ступеням они спустились к бассейну, у бортика которого, в тени дуба, уже был сервирован для завтрака стол. В тот момент, когда Губерман разливал по низким пузатым бокалам виски, наверху, в кроне дерева, что-то щелкнуло, и прямо в серебряное ведерко со льдом спланировал широкий дубовый лист. Губерман с досадой смахнул его со стола.