Их было семеро…
Шрифт:
— Можно ли сделать так, что ваша зарплата хотя бы на один месяц станет пять, а еще лучше — десять миллионов рублей?
Назаров слегка пожал плечами:
— Теоретически — да. Но зачем?
— Чтобы заплатить парторгу вашего ЖЭКа триста тысяч рублей членских взносов.
У Назарова даже брови полезли на лоб.
— Триста тысяч? Вот так просто взять и отдать? С каких фигов? Это же десять новых «Волг» по ценам черного рынка!
— А вы подумайте, — невозмутимо посоветовал Губерман.
Назаров подумал. И даже засмеялся, представив эффект, который эта его акция произведет, когда о ней станет известно. А в том, что слух о ней пройдет
— Вот вы и сами все поняли, — констатировал Губерман. — Всего за триста тысяч деревянных вы получаете мощный информационный повод для интереса к своей персоне. О газетах и телевидении я позабочусь. Через несколько дней вы станете самым популярным человеком в стране. Эту популярность нужно использовать с максимальным эффектом. К вам придет мой знакомый из «Литгазеты» — с ним будьте откровенны. В разумных пределах. С остальными — по обстоятельствам. Ваш основной тезис: «Я создавал свое дело не благодаря, а вопреки. Мне противостояли не отдельные чиновники, а вся экономическая и политическая система. Я хочу, чтобы на примере моего кооператива все увидели, какие огромные резервы таятся в частной инициативе людей, не скованных колодками государственного регулирования и диктата партийного аппарата».
— После чего меня немедленно вышибут из партии, — заметил Назаров.
— Это было бы для вас небольшим, но очень приятным подарком. Вы снова окажетесь в центре внимания. Даже если они этого не сделают, вы сами объявите о прекращении своего членства в КПСС.
Назаров задумался. Этот социальный психолог был прав: честолюбие было чуждо его характеру. Но если не существовало других способов защитить свое дело, этот был — при всей его экстравагантности — наиболее эффективным. И Назаров сказал:
— Я согласен.
Борис Розовский заулыбался:
— Я же говорил, что у этого еврейского мальчика на плечах хорошая голова.
— Сколько он у нас получает? — спросил Назаров.
— Триста.
— С этой минуты — шестьсот. И внеси в первый список.
— Что такое первый список? — спросил Губерман.
Розовский объяснил:
— Люди, которые могут входить в этот кабинет без доклада. Их всего одиннадцать человек. Ты — двенадцатый.
— Пустячок, а приятно, — оценил Губерман. — А что нужно сделать, чтобы получить право открывать эту дверь ногой?
— Ты можешь сделать это прямо сейчас. Но это будет в первый и последний раз. Больше в этот кабинет ты не войдешь никогда. Здесь позволено хамить только одному человеку.
— Кому? — с невинным видом спросил Губерман.
— А ты догадайся, — предложил Розовский. — Сообразил?
— С трудом.
— Тогда выметайся!..
— Нахал, а? — проговорил Розовский, когда за Губерманом закрылась дверь. — Новая генерация! Никаких табу! Твой Сашка такой же?
— Не такой развязный. Но если что-то в голову возьмет — ничем не выбьешь.
— Прорезалась-таки твоя натура?
— Надеюсь.
— Сколько ему сейчас?
— Этой весной школу кончает. Будет поступать в МГИМО.
— Почему именно в МГИМО?
— Связи на будущее.
— Резонно, — согласился Розовский. — Нужно искать ходы. С улицы туда не берут.
— Никаких ходов, — возразил Назаров.
— А если не поступит?
— После армии поступит.
— А если загремит в Афган?
— Значит, загремит. Чем он лучше других?
— Суровый ты, Аркадий, человек! Не хочешь, чтобы он был папенькиным сынком?
— Очень не хочу, —
— На кого?
— На всех.
— Большая работа.
— Окупится.
Розовский был не из тех, кому нужно разжевывать один раз сказанное.
— Один канал — люди, которые у нас на крючке, — предположил он. — Немало расскажут. Без всякого шантажа, конечно. Дружеская доверительная беседа.
— КГБ, — подсказал Назаров. — У них есть досье на всех.
— Нужен свой человек. И не один. Недешево будет.
— Не дороже денег.
— Значит, начинаем? — подвел итог Розовский. — Когда?
— А чего тянуть? Завтра!
Сценарий, предложенный социальным психологом Фимой Губерманом, реализовался в наилучшем виде. Отставной полковник, секретарь жэковской парторганизации, лишился дара речи, когда Назаров вывалил перед ним тридцать тугих пачек в банковской упаковке, в каждой по десять тысяч рублей, и попросил тиснуть штампиком «Уплачено» в партбилете. Отставной полковник тут же помчался в райком, оттуда кинулись в МГК, там уже крутились репортеры из «Вечерки» и «Известий», требовавшие подтвердить или опровергнуть разнесшийся по чиновной Москве слух о необычных партвзносах доселе никому не известного предпринимателя. В этот же день информация появилась в «Вечерней Москве» и в московском вечернем выпуске «Известий», наутро — почти во всех центральных газетах, а вечером — в конце программы «Время». Огромный, в полторы полосы, материал в «Литературной газете» и интервью, данное Назаровым московскому корреспонденту «Радио Свобода», вызвали сдержанно-осуждающий отклик в «Правде» и откровенно злобный — в «Советской России».
Идеологическому отделу ЦК понадобилась почти неделя, чтобы выработать свое отношение к этому социально-политическому феномену. Зато потом верноподданная пресса как с цепи сорвалась. Всех перещеголяла «Советская Россия», фельетон о новоявленном нуворише Назарове и его сомнительных махинациях назывался «Пришествие Хама». Либеральные «Литгазета» и «Московские новости» вяло отбрехивались. Всего за несколько дней, как и предсказывал Фима Губерман, имя Назарова стало известно всей стране. И не только стране. Западногерманский «Штерн» поместил обстоятельную статью о кооперативе «Практика» и его создателе, а нью-йоркский «Тайм» опубликовал на первой обложке портрет Назарова под рубрикой «Человек недели».
Это была уже не известность. Это была слава.
Секретариат Назарова был завален приглашениями на «круглые столы», теоретические конференции и симпозиумы. Назаров выбирал наиболее представительные, терпеливо отсиживал на них, в кулуарах пожимал руки видным ученым-экономистам, социологам, известным писателям и журналистам, которые хотели с ним познакомиться. Пришло несколько приглашений и из-за рубежа. Большинство из них Назаров вежливо отклонил, сославшись на загруженность делами, а во Франкфурт-на-Майне решил слетать. И не прогадал. Сам международный симпозиум, посвященный взаимоотношениям Востока и Запада, показался ему нудным и малоинформативным, но там он познакомился с несколькими немецкими и английскими бизнесменами, всерьез интересовавшимися ситуацией в СССР с его неисчерпаемыми запасами сырья и необъятным, еще ни кем не занятым рынком. Деловые предложения, обсуждавшиеся во время этих встреч, были очень заманчивыми.