Их было семеро…
Шрифт:
Больше всего я боялся, что ребята выдадут себя. Но они с недоумением переглянулись, а Артист спросил:
— Что такое вилла «Креон»? Вроде монастыря Кикко? Или катакомбов святой Соломонии? Надо будет попросить, чтобы нас туда свозили.
— Не будем терять времени. Выбор у вас небольшой. Вы понимаете, о чем я говорю?
«Сука, — подумал я. — Это у тебя небольшой. Да откуда же мне знаком его голос?!»
Я взглянул на часы. До кораблекрушения оставалось двенадцать минут. Его уже можно было не ждать. С одним-то я уж как-нибудь справлюсь, будь у него хоть пулемет. Я уже хотел занять исходное положение у двери в кубрик, но тут ожила рация.
— Я Берег, вызываю Море, — послышался в ней голос Дока, слегка приглушенный расстоянием. — Море, как слышите меня? Прием.
— Я Море, слышу вас хорошо. Кто вы? Прием, — ответил невидимый мне собеседник Артиста и Боцмана.
— Я «Три оливы». Себя можете не называть, я вас узнал.
— Вы в этом уверены?
— Да.
— Как?
— По голосу.
Я прямо осатанел. Док узнал. Да почему же я-то не узнаю?!
— Вы находитесь
— А если я не последую вашему совету?
— На вашей вилле произойдет то же, что на вилле «Креон».
— И вы уверены, что это сойдет вам с рук?
— Ваш интерес к дальнейшему развитию событий будет потусторонним.
Ай да Док! Я даже не думал, что он может так разговаривать!
— Допустим, вы меня убедили. Я воздержусь от поспешных действий по отношению к вашим друзьям. Что вы предложите мне взамен?
— Гораздо больше, чем вы можете предположить. Сейчас я прокручу вам магнитофонную запись одного разговора. После этого все ваши вопросы исчезнут. И появятся другие, гораздо более важные.
— Вы меня заинтриговали.
Прием. Щелчок. В динамике рации зашуршала магнитофонная пленка.
«…— Итак, когда мы встретимся?
— Позвоните мне завтра во второй половине дня,
— Завтра я буду занят. Этими самыми молодыми людьми.
— Тогда послезавтра.
— Договорились. Я позвоню послезавтра после полудня…»
Щелчок. Док:
— Море, вы поняли, кто говорит? Прием.
— Понял. Но вы переоценили свои карты. Запись этого разговора у меня есть. И в более качественном варианте.
— У вас нет конца этого разговора. Будьте внимательны. И не выходите на связь, пока не дослушаете.
Щелчок.
«…— Всего доброго, господин Розовский.
— Всего доброго, господин Вологдин… Пауза.
— Выключили?
— Да.
— Фух, я даже вспотел! Мы с вами, Борис Семеныч, прямо народные артисты! По-моему, убедительно получилось.
— По-моему, тоже. Мы не перебрали насчет государственного переворота?
— Правду кашей не испортишь. По этому поводу нужно промочить горло. Бармен, два двойных виски со льдом!.. Будьте здоровы, Борис Семенович!
— Будьте здоровы, Олег Максимович!
— Когда вы прокрутите патрону эту пленку?
— Завтра вечером или послезавтра днем. Я вызвал из Москвы одного человека. Некто Губерман. Пресс-секретарь Назарова и шеф нашей контрразведки.
— Службы безопасности?
— Нет. Службы безопасности в каждой фирме свои. Губерман занимается внутренней контрразведкой. Двойная игра, утечка информации и все такое. Я хочу, чтобы он сначала послушал пленку, а потом вместе покажем шефу. Назаров очень ему доверяет.
— А вам?
— Тоже. Но я для него человек привычный, а Губерман — взгляд со стороны. Человек с очень развитой интуицией. И если он ничего не заподозрит, значит, все в порядке.
— Вы уверены, что Назаров согласится встретиться со мной?
— Не сомневаюсь. Он из тех, кто привык идти навстречу страху. А не прятать голову в песок.
— Это очень важный момент. Чрезвычайно важный. Без него фотографии этих шестерых — верней, того, что от них останется, — не дадут нужного эффекта.
— Вообще никакого. Этот козырь выпадает из игры. Их должны будете показать Назарову вы и только вы. Нелепо, если покажу их я: вот, мол, один знакомый дал мне снимки трупов людей, которые должны были вас похитить. Назаров очень недоверчивый человек. И в чутье ему не откажешь. Иначе он не стал бы тем, кем стал.
— Поэтому мы и разрабатываем комбинацию с такой скрупулезностью.
— Я это уже оценил. Скажите, Олег Максимович… в вашей работе есть, конечно, своя специфика. Но мне не совсем понятно: в чем смысл сюжета с этой шестеркой спортсменов?
— В общем виде — элементарно. Так называемая операция отвлечения. Если вам нужно кого-то тихо убрать, резонно устроить поблизости пожар или автомобильную катастрофу. В нашем сюжете это одновременно и операция отвлечения и создание рычага давления.
— Я вижу: вам самому что-то в этом не нравится. Я прав?
— Не то чтобы не нравится. Но кое-что непонятно. И не нравится именно этим. То, что их шестеро, а не один или двое — более-менее ясно. Одно дело, когда убирают двоих. И совсем другое — когда целую диверсионную группу. Психологический эффект очевиден. Но тут возникает другой вопрос. Кто они? Люди из спецслужб? Но настоящие профи — это очень дорогой материал. И тратить их на операцию отвлечения…
— Возможно, это диктуется важностью всего дела?
— Возможно. Но все-таки кто они — это я очень хотел бы узнать.
— Может быть, и узнаем. Я поручил Губерману навести справки о них.
— Каким образом он сможет это сделать?
— Сможет. Видите ли, Олег Максимович, он некоторым образом ваш коллега. Старший лейтенант госбезопасности. Негласный сотрудник. Так у вас говорят?
— Почему вы раньше мне не сказали? Его можно было задействовать в нашей схеме.
— Совершенно исключено. Губерман — человек Назарова. И только его. Лет десять назад, когда Назаров решил ввязаться в большую политику, он приказал собирать досье на все заметные фигуры. Такие досье были в КГБ. Туда нужно было проникнуть. Можно было, конечно, просто завязать связи и платить. Но Губерман придумал более изящный ход. Он начал довольно демонстративно продавать доллары. Его, естественно, прихватили, завели уголовное дело. Когда вашим деятелям с Лубянки дали знать, кто патрон Губермана, они, естественно, за это схватились. Заиметь осведомителя
— Вот поэтому я и ушел из этой продажной конторы!
— Ну, положим, не только поэтому… Оставим эту тему. Если этот этап комбинации пройдет благополучно, как будут развиваться события дальше? Вы сказали, что посвятите меня в это в свое время. Полагаю, такое время уже настало.
— Мы убедим Назарова, что ему нужно срочно уехать. В интересах его безопасности. Туда, где его никто не станет искать.
— В Южную Америку? В Индию?
— В Россию.
— Очень остроумно. Действительно, кому в голову придет искать его в России!
— Вы арендуете самолет на чужое имя, мы перелетаем в Варшаву, оттуда добираемся до местечка Нови Двор возле польско-белорусской границы. В условленный час и в условленном месте вы, я и господин Назаров перейдем границу. На той стороне нас будут встречать. Мы передадим вашего патрона этим людям и вернемся в Польшу.
— И что будет потом?
— Потом будет другая жизнь…»
Я взглянул на часы. Черт, полминуты! Буксир уже вовсю пер на темный, быстро надвигающийся берег. Я скатился по трапу к двери в кубрик, выхватил кольт и встал враскоряку, чтобы не упасть при толчке. Под днищем заскрежетало, буксир со всего размаха воткнулся в берег. Дверь кубрика распахнулась, я влетел внутрь и направил кольт на человека, который валялся под иллюминатором рядом с опрокинутым табуретом. В ту же секунду в дверном проеме возник Трубач.
Но его вмешательство не понадобилось. Я поднял с пола человека, усадил его на табурет и обернулся к Трубачу:
— Знакомься. Пресс-секретарь господина Назарова, начальник его контрразведки, старший лейтенант госбезопасности Ефим Губерман. Наш вчерашний контрагент, а ныне союзник. Я правильно вас представил, Ефим?
Губерман поправил очки, немного подумал и кивнул:
— Надеюсь. Я не хотел бы иметь вас врагами.
— Тогда давайте сверим позиции…
III
В эту ночь нам так и не удалось поспать. Пока бегали к причалу Кити за глиссером, пока собирали по берегу команду «Р-35», пока связывались с диспетчером порта и вызывали спасательное судно, чтобы сдернуть буксир с мели, прошло не меньше двух часов. Ларнакский порт жил ночной приглушенной жизнью, а пригород словно бы вымер. Ни единой живой души не было на ярко освещенной набережной, спали кафе и бары, даже листья высоких финиковых пальм вдоль пляжей не издавали привычного жестяного шелеста: морской бриз стих, а материковый еще не возник. Лишь цикады возносили к звездам свой вечный гимн во славу мира на земле и благоволения в человеках. Впрочем, насчет благоволения в человеках у меня были сомнения, и очень большие.
В «Три оливы» мы вернулись лишь в пятом часу утра, и первый же вопрос, который задал Губерман, когда мы расположились в моем апартаменте, поставил всех нас в тупик:
— Кто вы?
Кто мы. Спросил так спросил. С той минуты, как мы ступили на землю этого Эдема, мы только и делали, что уворачивались от ответа на этот вопрос. Мы слышали его и от полковника Вологдина на вилле «Креон», и от резидента Леона Манукяна, угадывали во взглядах толстого грека — хозяина фирмы «Секьюрити» в Никосии, владельца «Эр-вояжа» и «Трех олив» Миколы Шнеерзона, под расшитой косовороткой которого и запорожскими усами скрывался хищный оскал мелкой акулы капитализма. Даже Анюта иногда морщила свой лобик, пытаясь понять, что это за туристы, которые под любыми предлогами отказываются от оплаченных экскурсий и, что самое странное — не тащат ее в постель.
Кто мы? Знать бы самим!
— Давайте, Ефим, зайдем с другой стороны, — предложил я. — А к этому вопросу вернемся позже. С двенадцатого по двадцать шестое июня этого года вы были в Гамбурге. Чем вы там занимались?
— Если вы знаете, что я там был, должны догадаться и об остальном.
— Пытались узнать, кто взорвал яхту «Анна»?
— Да.
— Узнали?
— Я узнал, кто ее не взрывал. Бомбу на борт принес некий Карл…
— Бармен, — подсказал я.
Губерман внимательно на меня посмотрел.
— Я знаю это, потому что читал протоколы допросов свидетелей в гамбургской криминальной полиции. У меня была официальная бумага от ФСБ. Откуда об этом знаете вы?
— Я тоже читал эти протоколы. В Москве. На этом бармене был фрак от Бриана…
— Да. Он заказал его за день до взрыва. Фрак ему был нужен очень срочно, в тот же день. За срочность он заплатил двойную цену. Поэтому его хорошо запомнили. По показаниям портного и девушки-переводчицы составили фоторобот. В аэропорту Фульсбюттель его опознали. Он прилетел под фамилией Бергер. Из Лондона. В Лондоне он прожил около восьми месяцев в районе Сохо — снимал квартиру неподалеку от лондонского офиса Назарова.
— У него был английский паспорт? — спросил я.
— Нет, немецкий. В иммиграционной службе Германии удалось узнать, что он прибыл на постоянное место жительства в Мюнхен около года назад. Из Москвы. Его родители — из поволжских немцев.
— И все это вы узнали всего за две недели? — удивился Док.
— На меня работали два частных детективных агентства, гамбургское и лондонское. Остальную информацию я получил в Москве.
— Какую? — спросил я.
— Этот Бергер, его настоящая фамилия Петерсон, был агентом «конторы».