Их было семеро…
Шрифт:
— Откручивай! — приказал я Боцману, вывалившемуся в кузов следом за мной, а сам кинулся в конец фургона, с трудом удерживая равновесие на крутых виражах. Ясно было, что джип пытается нас обогнать, а Трубач бросает «строен» из стороны в сторону, загораживая ему дорогу.
Я расшнуровал плотно стянутые половинки тента и выглянул наружу. Джип висел у нас на хвосте, метрах в двадцати, его мотало по всей ширине дороги, водитель выискивал малейшую возможность протиснуться между кюветом и «ситроеном» и вырваться вперед. Малый, торчавший в верхнем люке, припал к пулемету и короткими очередями лупил по нашим
— Готово! — крикнул мне Боцман и покатил бочку к заднему борту, наваливаясь на нее всем телом, чтобы инерцией не вышибло ее из рук. У меня-то мысль была самая банальная: положить бочку набок. Но план Боцмана, в который я мгновенно врубился, был куда лучше. Даже странно, как это у человека спросонья могут рождаться такие идеи.
Мы притиснули бочку к середине заднего борта, отщелкнули замки и припали к щели, выжидая удобный момент. Он наступил довольно быстро. «Строен» занял правую полосу на шоссе, джип повторил его маневр. Это означало, что впереди появилась какая-то встречная машина. Джип начал подтягиваться, я видел, как водитель джипа даже чуть подался вперед, чтобы не пропустить момент, когда левая полоса освободится и можно будет швырнуть свою машину в просвет. Встречная была уже на самом подходе.
Я крикнул:
— Давай!
Мы навалились на бочку, борт откинулся, бочка грохнулась на асфальт и в нее, как по писаному, врезалась хищная морда джипа. Остальное покрылось мраком, пардон, синим пламенем неизвестности. Я лишь успел краем глаза заметить, как справа мелькнула и снарядом ушла вперед какая-то встречная легковушка, а на том месте, где состоялась встреча джипа с двухсотлитровой бочкой прекрасного шелловского бензина «бляйфрай», возник багрово-дымный шар и из него в стороны и вверх полетели куски металла. И, может быть, не только металла.
Мы с Боцманом сидели на полу фургона и провожали взглядом быстро удалявшуюся картину.
— По-моему, это был «паджеро», — проговорил он.
— Нет, «рэнглер», — без особой уверенности возразил я.
— «Паджеро», точно тебе говорю! — почему-то загорячился Боцман. — «Мицубиси-паджеро», движок три литра, пятидверный, семь мест. И не спорь, вечно ты споришь!
Я возмутился:
— Я спорю?! А кто рубаху на груди рвал, доказывая, что этот «ситроен» нам даром не нужен? Я? «Солярка дешевле»! Хороши мы были бы сейчас с твоей соляркой! Не так, скажешь?
Боцман посопел и согласился:
— Ну, так. Только это был все равно «паджеро»!
Мы подняли борт, защелкнули крепеж, зашнуровали заднюю часть тента, пулевые дырки в котором делали темный фургон слегка похожим на планетарий, и через спальный отсек пролезли в кабину. Док уже выбрался из гамака и сидел у окна с неизменной своей «Мальборо». Он потеснился, давая нам место на сиденье, и спросил:
— Ну, так что же это было?
— «Мицубиси-паджеро», — ответил Боцман.
— Мотор три литра, пять дверей, семь мест, — подтвердил я.
— А если менее конкретно? — спросил Док.
Дорога по-прежнему была почти пуста, редко-редко проходили встречные машины, из автомобильного приемника лилась какая-то полувосточная-полуевропейская мелодия.
— Что это за музыка? — спросил я Трубача.
— Сиртаки.
— Сиртаки? — удивился я. — Это и есть сиртаки? Надо же. А могли бы так и не услышать. Симпатичная
Нас со свистом обогнала темно-вишневая «альфа-ромео» с греческими номерами.
— Второй раз она нас уже обгоняет, — отметил Трубач.
Я даже внимания не обратил на его слова. Обычное дело. Заехали пообедать, тут мы их и обошли. Любая остановка в дороге — как минимум трехкратная потеря времени. Особенно на наших, российских, дорогах. Обгоняешь, обгоняешь бесконечно ползущие «зилки» и «МАЗы», остановился заправиться или перекусить — и все они снова впереди, снова их обгоняй, вылетая на встречную полосу.
— Засада, — помолчав, повторил Док. — Не буду спрашивать, чья. Меня другое интересует. Семиместный «паджеро». Сколько мест в нем было занято?
— Не обратил внимания, — ответил я.
— Нам, знаешь ли, как-то не до этого было, — подтвердил Боцман.
— Мне тоже, — сказал Трубач.
Еще километров десять мы проехали молча.
Засада, мать ее. В Болгарии. Не могло это быть Управление. Никак не могло. В пору, когда КГБ было всесильно, куда ни шло. Да и то не так бы сделали. Задействовали бы дорожную полицию, они бы нас культурно тормознули, мы бы культурно остановились — и бери нас голыми руками без всякой пальбы. А сейчас — нет, не те времена. Независимая демократическая Болгария. Да они от одного упоминания КГБ вздрагивают. Рискнули втихаря, без санкции властей? Больно уж сомнительно. Достать грузовик и джип — не проблема, допустим. А людей сколько задействовали? Один — водитель грузовика, второй — водитель джипа, третий — с пулеметом в верхнем люке, да еще двое, а то и трое, что палили из окон из автоматов и пистолета. Кстати — по колесам палили. И пулеметчик тоже. Значит, задача была не перестрелять нас, а остановить. Для начала. Потом, может, и перестреляли бы, но сначала им нужно было нас остановить. Зачем? О чем-то спросить?
Явно не Управление. Уж им-то нас не о чем спрашивать. Управлению мы нужны только в виде неодушевленных предметов. И желательно — непригодных к опознанию. И я на их месте решил бы эту проблему элементарно. Достаточно всего двух человек и одного джипа. И одного ручного гранатомета типа «Муха». Джип обгоняет «ситроен», задняя дверь открывается, и мина всаживается с десяти-пятнадцати метров прямо в нашу кабину. И с концами. «Товарищ генерал-лейтенант, ваше приказание выполнено».
Вот так бы я сделал. А в Управлении сидят люди не глупее меня. И не исключено, что намного умнее. А уж то, что опытнее, — об этом и говорить нечего.
Значит, не Управление.
Кто?
— Разворачивайся! — приказал я Трубачу.
— Зачем? — не понял он.
— Попробуем выяснить, сколько в этом проклятом джипе было занятых мест, а сколько свободных.
— Да мы уже полсотни кэмэ отмотали! — возмутился Трубач.
— А мы разве куда-нибудь спешим? В Нови Дворе нам нужно быть через четверо суток. Раньше нас там не ждут.
— На этой тачке нельзя возвращаться, — поддержал Трубача Док. — Кто-нибудь мог увидеть и запомнить. Три оливы. Слишком приметная. Как жираф: один раз увидишь и уже ни с чем не спутаешь.