Их позвал горизонт
Шрифт:
Дело, конечно, не только в том, когда и сколько собак будет принесено в жертву. Выбор места зимовки, предварительная заброска складов, использование лыж, более легкое, более надежное, чем у Скотта, снаряжение — все сыграло свою роль в конечном успехе норвежцев.
Сам Амундсен называл свои полярные путешествия "работой". Но годы спустя одна из статей, посвященных его памяти, будет озаглавлена совершенно неожиданно: "Искусство полярных исследований".
Что ж, с этим можно согласиться: красивая работа всегда искусство. Но только с одной оговоркой: полярная работа в отличие от искусства не терпит импровизаций. Когда все до мелочей продумано, неожиданностей не должно возникнуть. Путешествие без приключений — вот высшее проявление полярного профессионализма.
В этом смысле полюсный поход Руала Амундсена — эталон. Приключений не было!
Если угодно, обо всем путешествии можно рассказать в трех фразах.
20 октября 1911 года отряд вышел с четырьмя нартами, с четырьмя упряжками по 13 собак. 16 декабря достиг полюса с двумя нартами и 17 собаками. 26 января 1912 года с 11 собаками возвратился на базу.
Все по плану, даже с некоторым опережением плана: 3000 километров за 99 дней.
Остается только назвать имена первооткрывателей Южного полюса: Оскар Вистинг, Хелмер Хансен, Сверре Хассель, Олаф Бьяланд, Руал Амундсен.
Семьдесят восемь дней шагали англичане, налегая на постромки тяжелогруженых нарт. Они сделали все, что могли. Но на полюсе уже развевался флаг Норвегии.
"Ужасное разочарование!.. Наш бедный обиженный английский флаг… Прощайте, золотые грезы!"
Короткое грустное торжество на полюсе: "К нашему обычному меню мы прибавили по палочке шоколада и по папиросе".
Впереди обратный путь, полторы тысячи километров.
"Борьба будет отчаянная. Спрашивается, удастся ли победить?" записывает Скотт.
С первых же дней в его дневнике появляются тревожные нотки. У Отса постоянно зябнут ноги. Уилсон мучается с глазами — снежная слепота. Эванс еще по дороге к полюсу сильно порезал руку при переделке саней, вдобавок у него обморожены пальцы рук и нос.
Теперь на санях совсем немного груза. С попутным ветром, поставив самодельный парус, они идут быстро, почти бегут. 16, 17, 19 миль в день. Значительно больше, чем на пути к полюсу, значительно больше, чем предполагалось по плану. Но общий тон записей остается тревожным: "Счастливы мы будем, если выберемся без серьезных бед".
30 января Уилсон растянул сухожилие, нога распухла. Обмороженные руки Эванса выглядят ужасно.
4 февраля новая беда. Скотт и Эванс провалились в трещину. Кажется, ничего серьезного, только ушибы. И в этот день, несмотря ни на что, прошли 18 полновесных миль. Но вечером Скотт записывает: "Мы становимся все голоднее… Наше физическое состояние не улучшается. Особенное опасение вызывает состояние Эванса. Он как-то тупеет и вследствие сотрясения, полученного утром при падении, ни к чему не способен".
Эдгар Эванс — самый рослый, самый сильный в отряде, "работник-богатырь". И вот теперь Эдгар Эванс с каждым днем слабеет. То ли ему, самому рослому, более, чем другим, не хватает скудного рациона, то ли падение в трещину (сотрясение мозга?) тому причиной. Теперь квартирмейстер Эванс безвольно бредет за санями.
Они не могут позволить себе ни дня отдыха — только шагать и шагать. Девять, десять, двенадцать часов в день. Запаса продуктов на очередном складе хватает лишь на то, чтобы дойти до следующего. День-другой задержки, и весь отряд окажется на грани гибели…
11 февраля на спуске по леднику Бирдмора они заблудились. Дымка, туман. "То нам казалось, что мы взяли слишком вправо, то… слишком влево". Кругом трещины. "Были минуты, когда казалось, что найти выход из этого хаоса почти невозможно… Лыжи мешали. Пришлось их снять. После этого мы ежеминутно стали попадать в трещины. Великое счастье, что все обошлось без беды".
Вечером, после 12-часового перехода, 12-часового блуждания, впервые пришлось уменьшить рационы. Утром обнаружили старый след и… опять сбились с пути. Угодили в настоящий лабиринт трещин. Вновь полуголодная ночевка. Провизии осталось всего на один раз. Где склад, неясно. "Во что бы то ни стало завтра должны туда дойти. Пока же мы бодримся через силу. Ясно одно — попали в тиски".
На следующий день, когда склад был уже найден (пищи здесь всего на три с половиной дня), когда они почти сытые сидели в палатке, Скотт записывал: "Вчера мы пережили самое тяжелое испытание, какое приходилось испытывать за все путешествие. Оно оставило в нас жуткое ощущение угрожающей опасности. Опасность теперь миновала, но ясно одно — нужно спешить. Впредь провизию следует распределять таким образом, чтобы в случае непогоды мы не оставались без нее. Нельзя так рисковать".
Теперь в дневнике почти постоянно: до склада столько-то миль, продуктов на столько-то дней. "Тащимся через силу, подстрекаемые страхом голода".
Они сократили рационы, сократили время на сон. Шагать и шагать.
Эвансу с каждым днем все хуже. 16 февраля в дневнике Скотта запись: "Эванс, кажется, помрачился в уме". Нет возможности ни подкормить его, ни положить на сани. Он бредет по санному следу, падая, поднимаясь, снова падая и снова поднимаясь.
Днем 17 февраля, когда сделали привал, Эванс далеко отстал. Как обычно. Никого это не встревожило. Заварили чай, позавтракали. Фигура Эванса все еще виднелась далеко позади.
Скотт: "Я первый подошел к нему. Вид бедняги меня немало испугал. Эванс стоял на коленях. Одежда его была в беспорядке, руки обнажены и обморожены, глаза дикие. На вопрос, что с ним, Эванс ответил, запинаясь, что не знает, но думает, что был обморок. Мы подняли его на ноги. Через каждые два-три шага он снова падал. Все признаки полного изнеможения…"
Теперь четверо бредут по бесконечной белой пустыне — Эванс скончался, не приходя в сознание. Теперь можно немного увеличить ежедневные рационы, но спешить надо по-прежнему.