Иисус, прерванное Слово: Как на самом деле зарождалось христианство
Шрифт:
Богословская ценность историко-критического метода
Я твердо убежден, что историческое понимание Библии не обязательно приводит к агностицизму того рода, который принял я. Многим людям эта мысль покажется настолько очевидной, что они вряд ли поймут, зачем мне понадобилось высказывать ее здесь. Я счел это необходимым потому, что есть множество других людей, особенно среди евангелических христиан, для которых моя мысль станет новостью.
И в то же время я хотел бы подчеркнуть: тем, кто сохранил веру, не следует пренебрегать богословским значением исторического подхода к Новому Завету. Вместо того, чтобы считать, что историко-критический метод не имеет прямого отношения к вере, ученые, преподаватели и их студенты должны подробнее изучать богословское
Очевидный пример из категории негативных: если выводы историко-критического метода верны, значит, некоторые богословские положения следует счесть несостоятельными и ошибочными. Думаю, невозможно утверждать, что Библия — единое целое, безошибочное во всех элементах, которые ее составляют, богодухновенное во всех отношениях. Этого не может быть. Слишком много в ней разночтений, расхождений, противоречий; слишком много альтернативных взглядов на один и тот же вопрос, зачастую не согласующихся друг с другом. Библия — не единство, а обширное множество. Ее написал не Бог, а люди. Многие из них действовали по вдохновению — в том смысле, что пытались вдохновить других думать о великом и важном, совершать великие и значительные поступки. Но это вдохновение не было богодухновением, Бог не побуждал их писать то, что писали они.
Менее очевидный пример — позитивная оборотная сторона предыдущего. В Библии изложено множество взглядов. Каждый записан в конкретном историческом и культурном контексте, каждый сформирован контекстом, в котором написан. Ни один из этих взглядов нельзя рассматривать в отрыве от изначального контекста, в другом контексте — например, в Америке XXI века, и воспринимать как непогрешимое откровение нам, нынешним. Но поскольку в Библии содержится так много мыслей, зачастую об одном и том же, ее читатель может оценить уместность той или иной и понять, какое отношение она имеет к современной жизни. Некоторые мысли более уместны в определенном контексте, чем другие. Читателям Библии не следует опасаться провозглашать одну из них вместо другой[99].
Надеюсь, все согласятся, что слова Иисуса о детях («пустите детей приходить ко Мне») — более полезное наставление, чем Псалом 136 («Блажен, кто возьмет и разобьет младенцев твоих о камень!»). Подобно этому, некоторые библейские взгляды на женщин превосходят другие. Таково отношение Павла к женщинам, который считал, что они могли и должны быть главами христианских общин — об этом свидетельствует тот факт, что в его общинах женщины были главами церкви, диаконисами и даже апостолами (Рим 16). Такое отношение гораздо лучше вставленного более поздним переписчиком в Первое послание к Коринфянам, где говорится, что женщины всегда должны молчать в церкви (1 Кор 14:35–36); лучше отношения в поддельном и подписанном именем Павла Первом послании к Тимофею, где говорится, что женщина должна молчать, подчиняться и беременеть (1 Тим 2:11–15).
Размышляя о том, какие фрагменты Библии уместны в современном контексте, важно помнить историческую предпосылку: библейские авторы жили в мире, отличающемся от нашего, и выражали убеждения и верования своего народа. В их мире не было представлений о гомосексуализме, соответствующих нашим, — если приводить наиболее наглядный пример. Иначе говоря, в том мире гомосексуализма не существовало. Почему? Не потому, что мужчины не занимались сексом с мужчинами (они занимались) или женщины — с женщинами (и такое было), а потому, что самого понятия сексуальной ориентации не существовало до тех пор, пока его не разработали западные мыслители XIX–XX веков. В итоге сами предпосылки нападок апостола Павла на отношения с людьми того же пола разительно отличаются от предпосылок, характерных для современного мира. Мы не можем в полной мере принять наставления Павла, касающиеся однополых отношений, рассматривать их в отрыве от представлений Павла о половых отношениях и гендере и переносить на фундамент других предпосылок.
Это справедливо для всего содержания Библии. Ее написали в другом мире, в других условиях. Мысль о возвращении Иисуса опирается на другую, согласно которой над нами, в небе, за облаками,
То же самое относится ко всем библейским учениям: о женщинах, об однополых отношениях, о сексе вне брака, о смертной казни, о богатстве, о рабстве, о болезнях, о… практически обо всем.
Кое-кто может решить, что применять такой подход к Библии опасно, рискованно выбирать только то, что хочешь принять, и отвергать остальное. Я считаю, что все и без того выбирают из Библии то, что готовы принять[100]. Самые вопиющие примеры этого явления можно найти среди людей, которые утверждают, что не выбирают и ни от чего не отказываются. У меня есть молодая знакомая, родители которой, евангелики, встревожились потому, что она захотела сделать татуировку — ведь Библия запрещает их. В той же Книге Левит Библия также запрещает носить одежду из двух разных видов волокон и есть свинину. И утверждает, что детей, ослушавшихся родителей, полагается забить камнями насмерть. К чему настаивать на соблюдении библейских правил, касающихся татуировки, и при этом не соблюдать правила насчет одежды, свиных отбивных и забивания камнями?
Я придерживаюсь мнения, что людям необходимо призывать на помощь разум, чтобы анализировать утверждения Библии, которые представляются им верными или ошибочными. Так мы должны строить жизнь в целом. Следует подвергать анализу все, что мы видим и слышим, будь то богодухновенные слова Библии или вдохновенные слова Шекспира, Достоевского, Джордж Элиот, Ганди, Десмонда Туту или Далай-ламы.
Тогда зачем изучать Библию?
Вероятно, этот вопрос мне задают чаще, чем какой-либо другой, — я слышу его от людей, которые знают, что я агностик и при этом преподаватель Нового Завета. Зачем я продолжаю изучать и преподавать Новый Завет, если больше не верю в него?
Этот вопрос никогда не имел для меня особого смысла. Библия — самая значительная книга в истории западной цивилизации. Ее чаще других покупают, подробнее всех изучают, выше всех чтут и понимают хуже, чем какую-либо другую книгу — причем постоянно! Почему бы мне не изучать ее?
У меня есть друзья, преподающие средневековый английский. Они не веруют в Чосера, но придают ему большое значение и посвящают свое время изучению, преподаванию, написанию трудов о Чосере. То же самое справедливо для моих друзей, преподающих классическую литературу — специализирующихся на Гомере, Софокле, Еврипиде, Платоне, Аристотеле, Сенеке, Ливии, Марциале и Плавте. Все это выдающиеся литераторы, труды которых заслуживают пристального изучения в течение всей жизни ученого, независимо от его личных убеждений. Так можно сказать и о моих друзьях, изучающих и преподающих Шекспира, Джона Донна, Чарльза Диккенса или Т. С. Элиота.
То же самое относится к изучению Библии. Единственное ее отличие в том, что множество людей в нашем мире по-настоящему верят в Библию. Я не пытаюсь принизить тех, кто продолжает ценить ее, как богодухновенный текст, но добавлю, что ценность имеет не только религиозный, но и исторический подход к изучению Библии. Да, при историческом подходе могут всплыть многочисленные изъяны Библии — расхождения, противоречия, ошибочные притязания, немыслимые утверждения и опасные идеологии. Однако историческое чтение способно открыть нам совершенно новые перспективы в понимании Библии и заложенных в ней многочисленных идей.