Икс
Шрифт:
— Две сестры, но они обе вышли замуж и уехали. Это было после ее смерти. Семья разрушилась. Я не знаю, где эти девочки. Отец Ксавьер может знать.
Я вспомнила о двух фотографиях, которые нашла.
— Я видела фотографию Ленор в день ее конфирмации. Ей должно было быть двенадцать или тринадцать.
— Одиннадцать с половиной. Я была там в тот день. Она была чудесным ребеном и чудесной молодой женщиной.
— Почему она покрасила волосы?
— Кто?
— Ленор. На фотографии ее с Эйприл. Я была поражена, какой несчастной она выглядит.
Она
Клара смотрела на меня с удивлением.
— Ленни никогда не красила волосы. Она всегда была брюнеткой.
— Только не на той фотографии.
— Я так не думаю. Тут должна быть какая-то ошибка.
Я достала из пакета фотографию Ленор и Эйприл в красной кожаной рамке и толкнула к ней по столу.
Клара едва взглянула на нее.
— Это не Ленни.
— Кто же тогда?
— Нед и его мать, Фрэнки. Эта фотография была сделана за два дня до того, как она ушла.
Я взглянула еще раз.
— Вы хотите сказать, что это мальчик? Я думала, что ребенок — это Эйприл.
— Она была копией Неда в этом возрасте, но это не она. Это он.
— Разве это не выглядит как маленькая девочка?
— Конечно. Даже когда мальчику было почти четыре, Фрэнки отказывалась его подстричь.
Только после того, как она ушла, отец отвел его к парикмахеру и велел все сбрить. Бедный малыш рыдал так, будто у него сердце разрывалось.
Я взглянула еще раз, все еще только наполовину убежденная, и вернула фотографию в пакет.
— Остался еще кто-нибудь, кто служил в то время в полиции? Потому что я хотела бы поговорить с кем-нибудь, кто хорошо помнит смерть Ленор.
— Я знаю джентльмена, который работал в офисе коронера. Стенли Мунс сейчас на пенсии, и не знаю, насколько он сможет помочь. Его сейчас нет, он поехал к дочери, но я могу спросить, когда он вернется. Я не думаю, что проводилось какое-то особенное расследование.
— Собирался ли Пит говорить с кем-нибудь, кроме вас и священника?
— Я знаю только об отце Ксавьере.
— Я бы сама хотела с ним поговорить. Это было основной причиной моего приезда.
— Он будет в церкви. Вы знаете, где это?
— Я проезжала мимо. Вы не возражаете, если я упомяну о нашем разговоре?
— Вам не нужно мое разрешение. У меня нет от него секретов. Он до сих пор каждую неделю слушает мою исповедь, хотя мои грехи так скучны, что он засыпает.
— У вас есть моя карточка. Если вспомните что-нибудь еще, позвоните? Можете оформить звонок на мой счет.
— В этом нет нужды. Я расскажу мистеру Мунсу о ваших вопросах, и посмотрим, вспомнит ли он ее.
24
До церкви Святой Елизаветы было десять минут езды. Учитывая тот факт, что у меня практически не было опыта общения с католической церковью, я не была уверена в том, как меня примут.
Я вышла из машины, с почтовым пакетом в руках, о котором я теперь думала как о пропуске. У меня был выбор между самой церковью, зданием администрации и зданием религиозного образования,
Сначала я зашла в здание церкви, где дверь стояла открытой. Зашла в плохо освещенное фойе и обнаружила, что двойные двери в церковь закрыты. Я задержалась, чтобы захватить программу на эту неделю. Там были перечислены Пастор и Заслуженный Пастор, вместе с Отцом Ксавьером, ушедшим на покой, и отцом Рутерфордом, помощником по выходным. Мессы начинались каждый день в 7.45, две в субботу и две в воскресенье.
Крещения происходили в первое и второе воскресенье каждого месяца. Свадьбы могли быть назначены только при условии, что жених и невеста были уже зарегистрированы и являлись активными членами прихода Святой Елизаветы не меньше года.
Ясно, что здесь не было места скороспелым брачным авантюрам.
Я переложила пакет в левую руку и засунула четырехстраничную программу в сумку.
Вернулась на стоянку и заметила стрелку, указывающую на маленькое строение, которое я приняла за хозяйственное. Я чувствовала себя непрошенным пришельцем, кем, конечно, я и была, понятия не имея, как себя вести.
Я подошла к двери с надписью “Офис” и заглянула через стекло. Никого не было видно.
Попробовала ручку и убедилась, что дверь не заперта. Открыла ее и просунула голову.
— Алло?
Ответа не было. Я поколебалась и вошла. Внутри было довольно обычно. Кроме небольшого количества предметов религиозного искусства, это был офис как офис: два стола, стулья, шкафы для докуменов, книжные полки.
Я услышала приближающиеся шаги, и из короткого коридора справа появилась женщина.
Ей было за семьдесят, и гало из седых кудряшек у нее на голове напомнило мне рекламу домашнего перманента той поры, когда я была маленькой девочкой. В те дни перманент в парикмахерской стоил пятнадцать долларов, в то время как набор для домашнего перманента стоил два. Туда входил пахнувший серой крем и папильотки. Экономия сама по себе вдохновляла, особенно с учетом того, что добавочная порция стоила всего доллар.
Подруги моей тети Джин были без ума от перспективы наводить красоту дома. Тетя Джин фыркала по поводу этой идеи. По ее мнению, потратить даже долллар на продукт для красоты было расточительством. Как оказалось, она была единственной, у кого хватало терпения следовать инструкции, так что наш трейлер был источником целой армии мелко-кучерявых женщин, пахнувших тухлыми яйцами.
— Я ищу отца Ксавьера.
— Что ж, вы пришли в правильное место. Я — Люсиль Берриган, церковный секретарь. Он вас ждет?
На ней был темно-синий районовый брючный костюм и туфли на толстой подошве.
Я протянула ей свою визитку, которую она не стала читать.
— Вообще-то, у меня не назначена встреча, но я надеюсь, он сможет уделить мне несколько минут.
— Тогда вам нужно поторопиться. Он в саду, со своей шляпой от солнца, и похоже, собирается подремать.
— Может быть, мне лучше прийти потом? Я не хочу мешать.