ИЛИ – ИЛИ
Шрифт:
– Права? – невинным тоном спросил Киннен. – А мы что, о правах говорим?
– Но в конце концов, есть фундаментальное право частной собственности, которое…
– Послушай, дружище, тебе что, пункт три не нужен?
– Ну, я…
– В таком случае держи язык за зубами и впредь не заикайся ни о каком праве.
– Мистер Киннен, – начал доктор Феррис, – не следует повторять старую ошибку и делать широкие обобщения. Наш курс должен быть гибким. Не осталось абсолютных устоев, которые…
– Прибереги свои речи для Джима Таггарта, док, – посоветовал Фред Киннен. – Я знаю, что говорю.
– Я протестую, – сказал Бойл, – против диктаторских методов…
Киннен повернулся к нему спиной и сказал:
– Послушай, Висли, моим людям не понравится пункт первый. Если за главного буду я, то заставлю их проглотить это. Нет – значит нет. Подумай и реши.
– Ну… – начал было Мауч, но запнулся.
– Ради Бога, Висли, а как же мы? – воскликнул Таггарт.
– Когда понадобится что-то протолкнуть через совет, ты придешь ко мне, – сказал Киннен. – Но руководить советом буду я. Я и Висли.
– Ты думаешь, страна поддержит это? – взмолился Таггарт.
– Не обольщайся, – ответил Киннен. – Страна? Если рухнули все устои, я думаю, док прав, от них и следа не осталось, если нет правил игры, вопрос лишь в том, кто кого ограбит. У меня больше голосов, чем у вас, рабочих всегда больше, чем работодателей, не забывайте об этом, ребята!
– Интересная позиция, – высокомерно произнес Таггарт, – по отношению к мерам, направленным, в конце концов, не на личную выгоду рабочих или работодателей, а на процветание всего общества.
– Ладно, – дружелюбно согласился Киннен, – давайте говорить по-вашему. Что такое общество? Если взглянуть с точки зрения качества, то это точно не ты, Джим, и не Орен Бойл. Если же исходить из количества, то это я, потому что за моей спиной массы. – Его улыбка исчезла, и он с внезапной горькой усталой усмешкой добавил: – Не хочу сказать, что работаю на благо общества, поскольку знаю, что это не так. Я знаю, что загоняю бедных тварей в рабство, вот так-то. И они знают, что это так. Но они знают, что я буду подкармливать их время от времени, если не хочу слететь со своего местечка, в то время как с вами у них нет никаких шансов. Они предпочтут, чтобы кнут был в моих руках, а не в ваших, потому что вы слюнявые, слезливые, сладкоречивые выродки, пекущиеся об общественном благосостоянии! Уж не возомнили ли вы, будто, кроме ваших педиков из колледжей, вам поверит хоть один-единственный сельский дурачок? Я вымогатель и знаю это, и мои люди знают; но они знают, что я делюсь наживой. Не по доброте душевной. И не даю ни цента сверх необходимого. Они могут рассчитывать по крайней мере на это. Конечно, временами меня от этого с души воротит, как сейчас, но этот мир создан не мною, а вами. Поэтому я играю по вашим правилам и буду играть, пока идет игра, хотя это будет продолжаться недолго! – Он поднялся. Все молчали. Он медленно обвел взглядом присутствующих, остановившись на Висли Мауче, и как бы невзначай спросил: – Я руковожу советом, Висли?
– Набор конкретных сотрудников совета является техническим вопросом, – любезно заметил Мауч. – Полагаю, мы обсудим это позже – ты и я.
Каждому было понятно, что он ответил: «Да».
– Годится, браток, – сказал Киннен.
Он вернулся к окну, сел на подоконник и закурил сигарету.
Остальные
– Пусть вас не смущает риторика, – спокойно сказал доктор Феррис. Мистер Киннен – великолепный оратор, но у него отсутствует чувство действительности. Он не умеет мыслить диалектически.
Последовало молчание, затем Джеймс Таггарт неожиданно громко сказал:
– Мне все равно. Это ничего не значит. Ему придется оставить все в покое. Все останется как есть. Как есть. Никто не сможет что-либо изменить. За исключением… – Он резко повернулся к Висли Маучу: – Висли, в соответствии с пунктом четвертым надо закрыть все исследовательские институты, экспериментальные лаборатории, научные фонды и тому подобные учреждения. Они должны быть запрещены.
– Правильно, – сказал Мауч. – Я не подумал об этом. Надо вставить в текст пару строк об этом. – Он взял карандаш и сделал несколько пометок на полях проекта.
– Это положит конец расточительной конкуренции, – сказал Таггарт. – Мы остановим борьбу за неиспытанное и неизвестное. Не придется волноваться из-за нововведений, подрывающих рынок. Не надо будет тратить огромные деньги на бесполезные эксперименты, цель которых – не отставать от чрезмерно амбициозных конкурентов.
– Да, – согласился Орен Бойл. – Нельзя позволить тратить деньги на новый товар, пока не будет в избытке старого. Закроем эти чертовы исследовательские лаборатории – чем раньше, тем лучше.
– Правильно, – одобрил Висли Мауч. – Они будут закрыты. Все до одной.
– И Государственный институт естественных наук? спросил Фред Киннен.
– Нет! – воскликнул Мауч. – Это – другое. Это правительственная организация. Кроме того, некоммерческая. И его деятельности будет достаточно для развития науки.
Вполне достаточно, – согласился доктор Феррис.
– А что будет с инженерами, профессорами и прочими, когда вы закроете лаборатории? – – спросил Фред Киннен. – Как они станут зарабатывать на жизнь в условиях, когда все остальные предприятия и рабочие места уже закреплены за другими?
Висли Мауч почесал затылок и повернулся к мистеру Уэзерби:
– Переведем их на пособие, Клем?
– Нет, – ответил мистер Уэзерби, – чего ради? Их не так много, чтобы поднять шум. Недостаточно, чтобы с ними считаться.
– Полагаю, – Мауч повернулся к доктору Феррису, – вы могли бы взять некоторых к себе, Флойд?
– Некоторых, – медленно ответил доктор Феррис, словно наслаждаясь каждым слогом, – тех, кто докажет способность к сотрудничеству.
– А что с остальными? – спросил Фред Киннен.
– Им придется подождать, пока Стабилизационный совет не найдет им применения, – предположил Висли Мауч.
– Что они будут есть до тех пор? Мауч пожал плечами:
– В условиях чрезвычайного положения без жертв не обойтись, ничего не поделаешь.
– Мы имеем право так поступить! – неожиданно выкрикнул Таггарт, словно борясь с царившим в комнате спокойствием. – Так надо, правда ведь?
Ответа не последовало.
– Мы имеем право защищать свои жизненные интересы. Никто не возражал, но он продолжал говорить настойчивым, умоляющим, пронзительным голосом: