Илиодор. Мистический друг Распутина. Том 1
Шрифт:
Автор бьет по нервам, не скупится на краски и преувеличения:
«Неужели же не пришло время этого восстания? Пришло, пришло! И не один раз пришло, а двадцать раз пришло».
При этом с очевидной легкостью умеет определить любое положение меткой формулой:
«Ведь посмотрите сами, сколько у нас употреблено усилий на учреждение разных "управ", "подправ", "переправ", "заправ", а воз, с великой скорбью должно сознаться, стоит на месте».
«В этом меня могут только обвинять люди, которые, хотя и называют себя Русскими, но они горе одно, а не Русские люди!».
Благодаря подобным приемам о. Илиодор добился крайней доходчивости своих текстов. Даже на письме его эмоции передаются читателю, прямо-таки заражают.
Здесь настало время сделать обзор его идеологии, поскольку
Славянофильство
Система взглядов о. Илиодора сформировалась под влиянием патриотического воспитания, полученного им в духовной школе, о чем он сам говорил сначала с одобрением, а потом, наоборот, с отвращением.
Прежде всего следует сказать, что он был славянофилом. Он полагал, что русский народ «призван Самим Богом к устроению Царства Божия на земле, к вере православной». Но на смену прежнему единению Церкви и Государства пришел разлад. Через прорубленное Петром I окно на Русь хлынуло нравственное развращение, охватившее уже интеллигенцию, студенчество и тех крестьян, которые перебрались ради заработка на городские фабрики.
Выход из положения, по мнению о. Илиодора, – отступить назад, «сузить до крайних пределов» опрометчиво прорубленное окно в Европу. «Прочь все, что пахнет заграницей!». «Мы покинули пастбище предков своих, мы оставили знамя родное, так возвратимся же к старине».
Патриотизм
По мере угасания юношеского пыла патриотизм о. Илиодора принял более суровый характер. Поздние речи и беседы иеромонаха поражают своей неприязнью к «пьяной, грязной и развратной России». «Русский народ – вороватый народ, большинство все воры»; «Народ наш грязный, пьяный, больной». Впрочем, этот взгляд не исключал сочувствия к соплеменникам: «Господи, ведь это ужас!.. Чем его исцелять? Евангельским словом».
Самодержавие и демократия
Свое политическое кредо о. Илиодор определял так: «Знамя мое следующее: Святая Вера Православная, Царь Самодержавный, но ограниченный Правдой Божией и историческими заветами Святых подвижников, и счастье всего многострадального Русского народа». Самодержавие он именовал «спасительным» и «священным», видя в нем «самодовлеющую идею, полную жизни и Божественного происхождения». О. Илиодор писал, что «по отношению к Царю со стороны Его верноподданных не может быть дерзости, а может быть только одна дерзновенность. Царь для нас – бог земной, высшая правда на земле, последняя наша надежда. Вот поэтому-то мы Царя и Бога Небесного называем на "ты"». Предсказывая, что когда-нибудь «страна Владимира Святого» лишится самодержавных Царей, о. Илиодор называл эту эпоху «временами антихристовыми». Самодержавие он именовал «основой торжества Веры Православной», «несокрушимой броней Православия», и оба этих понятия объединял под общим именем «святынь». Ему казалось правильным не разделять религиозную сторону вопроса от политической. В старину, писал о. Илиодор, для духовенства и монашества «не было различия между Церковью и Государством: они одинаково полагали жизнь свою за то и другое».
Царское Самодержавие, с точки зрения о. Илиодора, действительно было ограничено – не имело право на самоуничтожение. «Самодержавие не право Твое, а обязанность»; «Ты во всем волен, но не волен отказаться от Самодержавия!» – обращался он к монарху. Эту же мысль священник развивал в беседе с полк.Герасимовым.
Кроме того, самодержавная власть ограничена волей народа, выраженной единодушно: «…Самодержец-Царь, воплощение Высшей Правды на земле, этою самою Правдою обязывается исполнить просьбу голоса Православного истинно-Русского народа!». Собственно говоря, о. Илиодор проповедовал настоящую демократию: Царь лишь слуга народа и действует по его указке. Однажды даже написал так: «Наступает время истинного народовластия над властительством Самодержавного Императора».
За собой же о. Илиодор оставлял право критики власти в случае ее отхода от «Правды Божией»: «Я защитник власти, но, когда она отступает от Закона Божия, от заветов предков, то я – ее строгий обличитель».
Действительно, после известной сочувственной резолюции о кончине гр.Л.Н.Толстого, написанной Государем по черновику Столыпина, о. Илиодор во всеуслышание заявил: «если Царь думает о Толстом так, как написал, то я, как священник, могу с Ним не согласиться и думать иначе, и если бы мне пришлось говорить с Царем с глазу на глаз, то я сказал бы Ему: Царь-Батюшка! Ты Помазанник Божий, волен Ты распоряжаться над всеми подданными, но я – священник, и служба моя выше Твоей, я имею право не согласиться с Тобой, ибо Богом мне разрешено учить и Тебя, и министра, и графа, и простого мужика; для меня все люди равны. Вот что я сказал бы Царю».
Отстаивая первенство самодержавной власти, о. Илиодор не стеснялся выражать свое мнение о личности царствующего Императора. В «Русском собрании» прямо заявил: «По грехам нашим дал нам Бог Царя слабого!». В печати ту же мысль выразил осторожнее, вложив ее в уста некоего «петербургского крестьянина»: «Говорят, что вся беда в России оттого, что Царь-Батюшка нерешителен. Как это так может быть? Любому, например, крестьянину дать пятьдесят рублей, да две хороших лошади, так он Бог знает что сделает! Ведь неправда, что Царь нерешителен. Его кто-либо делает слабым. Вот мы, крестьяне, побросаем зернышко в землю, да и пойдем в Питер узнать: какой это такой злодей, который делает нашего Царя-Самодержца нерешительным!». Не скрывал своего недовольства и некоторыми действиями Императора: «Долетели до тебя такие слова Его: "Самодержавие Мое остается таким, каким оно было встарь". Ах, да Царские ли это слова? Не ослышалась ли ты, моя страдалица? Ведь когда они звучали, то в это время выбрасывалось из первой статьи Основных Законов слово "неограниченный". Оставлено-то это слово далеко от начала: авось не всякий до него докопается, а если докопается, то черная сотня успокоится, а тем временем можно в России ввести конституцию. Какое уж тут Самодержавие, когда Царь-Батюшка твой не изменил закона о выборах в Думу Свою Царскую, закона, дающего жизнь неверным детям твоим, а верных убивающего!».
Впрочем, взгляды о. Илиодора на государственный строй, установленный в Российской Империи манифестом 17 октября 1905 г., были противоречивы. Если в приведенной выше цитате священник от души вздыхает: «Какое уж тут Самодержавие», то в другой статье повторяет популярную в монархических кругах теорию о том, будто этот акт не уничтожил самодержавную власть: «…мы не признаем за манифестом такого значения в вопросе о Самодержавии, какое придают ему враги Твои и наши. Мы только тогда признаем, что рухнуло Самодержавие Императоров русских, когда Ты взойдешь на священный амвон Успенского собора и отречешься от самодержавной власти; ибо Ты принял ее от Бога пред народом и должен отдать ее Богу пред тем же православным народом!». 17 октября Россия «вступила на новый путь исторического развития», но «устои государственной жизни остались непоколебленными!». Для о. Илиодора акт 17 октября ценен только тем, что подчеркнул разделение общества на монархистов и революционеров, позволил «вытечь» «гною» из «раны России».
На Государственную думу священник смотрел с уважением («…волостные власти, чтобы быть достойными писем члена Государственной думы, должны…») и даже с некоторой надеждой как на инструмент донесения народного голоса до ушей монарха, однако ее левый состав ненавидел. По открытии первой Государственной думы о. Илиодор говорил о ней с осторожностью, еще не зная, как покажет себя новое установление и как к нему отнесется верховная власть. О. Илиодор выражал тревогу по поводу заблуждений, царящих среди новоиспеченных депутатов. Им «кажется, что они говорят и действуют по совести, по долгу перед родиной», а на самом деле от их прежних речей «кости почивших праотцев в недрах земли стонали, а действительно истинные патриоты с боку на бок в своих гробах переворачивались…».