Иллюзии

Стоун Кэтрин

Разум его затуманился от диких, необузданных видений, бедра наполнились жаром нестерпимого желания.

– Семь зон на теле особенно чувствительны к прикосновениям, – спокойно пояснила она.

Легким, как пух, движением она провела ногтями по правой стороне его груди. Его тело отреагировало мгновенно. Вся кожа его покрылась пупырышками, мужское естество резко выпрямилось, пытаясь высвободиться из тесных брюк. Он жаждал сам ласкать ее, ощутить пальцами восхитительную округлость ее тела, сорвать с нее соблазнительный шелк и муслин, обнажить грудь и прижаться к ней губами и ладонями, пока она,

застонав, не растает под его ласками. Он сделал инстинктивное движение, но муслин чадры больно врезался в его запястья. Найджел был беззащитен перед ее капризами.

Он глубоко вздохнул и взглянул на Фрэнсис сверху вниз. Ее пальцы, легко касавшиеся его тела, чуть-чуть дрожали. Широко распахнутые голубые глаза девушки потемнели, как воды океана. Она колебалась или была испугана?

С напускной храбростью Найджел закрыл глаза и полностью отдался чувствам, которые девушка будила в нем своими прикосновениями. Она чуть глубже вдавила ногти в его кожу, вызвав у него целую бурю острых ощущений.

– Аччуритака. Нож, – тихо произнесла она.

Ее прикосновения стали похожи на касания острого лезвия, срезающего кожуру сдержанности и обнажающего сердцевину – пульсирующий страстью неиссякаемый родник желания. Найджел откинул голову назад. Жилы на его шее натянулись и застыли, как стальная проволока, плечи напряглись. Ему хотелось выть. Ее пальцы вновь спустились вниз вдоль середины груди и достигли пупка, от чего невыносимый жар разлился по его бедрам.

– Боже милосердный! – Он чувствовал, что больше не в силах этого выдержать.

Она медленно провела ногтями правой руки по его груди, остановившись под самым соском, и прихватила пальцами щепотку его раздразненной ласками кожи. Найджел судорожно втянул в себя воздух и задержал дыхание. В звенящей тишине хлопанье крыльев улетавшей певчей птицы прозвучало подобно громовым раскатам. Ногти девушки внезапно вонзились в его кожу.

– Проклятие! – вырвалось у него одновременно с судорожным выдохом. Он взглянул вниз. Маленькая царапина в форме полумесяца появилась у него на груди, и резкая, пульсирующая боль от нее странным образом смешивалась с наслаждением.

В ушах Найджела насмешливо звучали его собственные слова: «Пленила ты сердце мое, сестра моя, невеста. Доколе день дышит прохладою и убегают тени, пойду я на гору мирровую и на холм фимиама. Вся ты прекрасна, возлюбленная моя, и пятна нет на тебе». Это была «Песнь песней» Соломона.

– Накхараданаяти, искусство нанесения царапин. На память. – Под ее оскорбительным спокойствием угадывалось что-то более глубокое, но он не мог понять что.

– Обещаю, что не забуду этого, – хрипло произнес Найджел.

Он закрыл глаза в тщетной попытке справиться с хаосом, царившим в его мыслях. Черт возьми, он же распутный маркиз Риво. Он опускался в самые глубины разврата. Он знал, как обращаться с самыми искушенными женщинами. Кто она такая, эта мисс Фрэнсис Вудард? Всего лишь очередная проститутка. Найджел сконцентрировал свое внимание на саднящей отметке в форме полумесяца, ардхачандре, пока не почувствовал, что остывает. Наконец пульс его пришел в норму, и он вновь оказался в своей броне отстраненности.

«Она всего лишь касалась меня! Ради всего святого!»

Поток

льющегося из окна света золотил ее волосы, ласкал совершенные линии ее носа, щек, подбородка. Глаза Фрэнсис с черными расширенными зрачками не отрывались от его лица. Она дрожала от раздиравших ее душу противоречивых чувств. Он понял это по легкому трепетанию ее ноздрей, по едва заметному румянцу, проступившему на ее коже, подобно свету засыпанных на ночь тлеющих углей. Их глаза встретились, и румянец на ее щеках стал ярче, окрасив их в яркий карминный цвет, – чисто женская беспомощная реакция, открывавшая слабую и ранимую женскую душу за маской холодной ярости. Не так уж она была равнодушна, если не считать оскорбительно холодного обращения.

– На память о тех минутах, когда любовь усиливается. Эту метку также оставляет разгневанный любовник или возбужденная женщина. На ваше усмотрение, лорд Риво.

Шурша одеждами, Фрэнсис покинула комнату.

Найджел дал волю вспышке безумной ярости, а затем успокоился. Он бросил вызов, и она полной мерой ответила на него. Ему не в чем было винить мисс Фрэнсис Вудард. Оставалось только рассмеяться. Муслиновая чадра держала его не крепче, чем суровые требования долга. Он не мог уйти, потому что игра еще не закончена, не мог и оставить эту хрупкую и отважную красоту на растерзание монстру, созданному самим же, – перепившейся толпе, которая вскоре заполнит дом.

Боже мой!

«Ловите нам лисиц, лисят, которые портят виноградники, – процитировал он, – а виноградники наши в цвету».

Он попался. Ему нужно провести этот вечер с ней. Один выброшенный из жизни вечер. Заманчивая перспектива стала разворачиваться перед ним, как рулон великолепного шелка.

«Мне не нужна глубина чувств и особая близость. Но я заставлю ее заплатить за все! Не очень сильно. Всего лишь для того, чтобы она поняла, что играет с огнем».

Он рассмеялся, осознав нелепость своих мыслей. Его предчувствия и ожидания превратились в живописные развалины, и он понял, что вечер не будет ни развратным, ни безумным. Он обещает быть приятным.

Найджел осторожно опустился на пол и повернулся на бок. Через несколько секунд ему удалось достать из сапога нож и разрезать путы. На мгновение его взгляд задержался на сверкавшем на солнце смертоносном лезвии, а затем Найджел отбросил его прочь, заправил рубашку в брюки, застегнул жилет и куртку. Ардхачандра, полумесяц. Когда любовь усиливается.

Найджел бросил на диван разрезанный на три части и завязанный узлом белый муслин. Слуга уберет его.

Глава 3

– Итак, вы потеряли лицо, но сохранили двадцать тысяч фунтов, – сказала Фрэнсис, пристально глядя на вспыхнувшее под рыжевато-каштановыми кудрями лицо.

Они были одни в спальне. Лорд Доннингтон тяжело дышал.

– Это всего лишь пари, Фрэнсис.

Вернувшись домой, ее покровитель пришел прямо к ней, но выглядел натянутым как струна. Как плохо она его знала! Заметил ли он, с какой тщательностью перетрясли его дом? Каждая вещь была изучена, каждая комната обыскана.

– Чрезвычайно мудрый выбор, милорд, но следовало бы посоветоваться со мной, прежде чем выставлять на продажу, как лошадь.