Иллюзия бессмертия
Шрифт:
Послушно выполнив его требование, Вайолет подняла подол рубашки, понимая, что ей плевать на раны и на то, что от усталости тело ощущается будто избитым палками. Ей просто хотелось, чтобы Айт до нее дотронулся. И почему-то даже не было стыдно за собственные греховные мысли и за то, что темный одарин видел ее без одежды.
— Это ведь твой дом? — понимая, что Айт не собирается с ней разговаривать, лишь молча наносит пахнущую терпкой пряностью мазь на ногу, не выдержала и спросила Вайолет. — Почему ты принес меня сюда?
— Потому
— И все же ты мне не ответил прямо или… не захотел, — грустно улыбнулась Вайолет. — Почему ты меня спасаешь? Почему принес в место, которое ото всех скрываешь? Почему заботишься и оберегаешь? Почему?..
— Потому что ты важна для этого мира, — не давая больше Фиалке возможности задавать жалящие его своей откровенностью вопросы, быстро поднялся с кровати Айт.
Она мучила одарина. Ее голос, ее голые ноги, ее глаза, ее губы сводили мужчину с ума, и он просто разрывался между желанием сейчас убежать или, наплевав на все, переступить через барьер собственных запретов.
— Ложись отдыхать. А я приготовлю нам что-то поесть.
Резко отшатнувшись от протягивающей к нему руки Фиалки, одарин развернулся, стремительно покидая комнату, но замер как подстреленный, стоило девушке вновь его окликнуть.
— Айт.
Откуда у Вайолет взялись силы, чтобы дохромать до застывшего на пороге комнаты мужчины, задержав его невесомым касанием ладони — она не знала.
Ее легкое прикосновение прошило спину Айта горячей, лишающей всяких сил волной, и одарин вытянулся натянутой струной, чувствуя, как сердце раз за разом пропускает удары.
— Не уходи… Не уходи вот так. Скажи мне хоть что-нибудь, — уткнувшись лбом между его лопаток, прошептала Вайолет.
— Что ты хочешь от меня услышать? — выцедил из себя рычащее и бессильное он.
— Правду.
Айт медленно развернулся. Его пылающий взгляд замер на бледном лице девушки, пожирая каждую его черточку.
— Какую?
— Что… ты спасал меня, потому что я тебе небезразлична. Посмотри на меня и хоть раз скажи не так, как надо, а так, как чувствуешь.
Где-то глубоко внутри мужчины шла яростная борьба, и ее отголоски полыхали в его глазах живыми искрами. Айт упрямо молчал. Грудь его высоко поднималась, и эта ничтожная малость выдавала его с головой. Там, за непроницаемой маской бездушного одарина, прятался кто-то другой, отчаянно не желающий показывать свою слабость. И вся сокрушительность правды была в том, что этой слабостью была сама Вайолет.
— Скажи… умоляю, — лаская пальцами жесткую линию скулы Айта, выдохнула Вайолет. — Хотя бы взглядом…
Мне так нужно сейчас это знать.
Дернувшийся кадык нарушил каменную неподвижность черт одарина, и сквозь маску его извечной холодности стали проступать черты сомневающегося и терзаемого внутренними демонами мужчины. Вайолет неотрывно смотрела
Я люблю тебя…
— Ты моя погибель, — измученно прошептал у самого ее лица Айт. — Та, что не отпускает…
Его горячие губы впились отчаянным поцелуем в приоткрытый рот девушки, и шелковый язык, скользнув по нему, породил внутри Вайолет огненный шквал — что-то бесконтрольное, выпускающее на волю запретные инстинкты, чувства и желания. Острую необходимость отвечать сумасшедшей лаской на ласку, сплетая языки в диком танце, задыхаясь в этой вязкой и жаркой волне одного на двоих безрассудства, хлынувшего селевым потоком в легкие, в мозг, в сердце. И ей не нужна была сейчас его осторожность, ведь только постигнув глубину его помешательства на ней, она могла прочувствовать всю силу его истинных чувств.
— Только не отталкивай. Не сейчас. Прошу… — бессвязно повторяла Вайолет, трогая пальцами волосы, лицо, губы мужчины, цепляясь за него в попытке то ли остановить, то ли просто обнять.
И Айт, подчиняясь, рычал, теперь уже обрушивая на неискушенную девушку всю силу своего желания. Болезненными поцелуями захватывал ее нежную кожу, шипел, извергая какие-то непонятные слова, продолжая вжимать Фиалку в свое сильное тело, уничтожая разделяющую их пустоту, не оставляя ей даже крошечного зазора. А Вайолет выгибала шею, подставляя ее сладкому безумию жадных, голодных, жгучих поцелуев Айта, смеялась и плакала как ненормальная, чувствуя его беззащитность перед ней.
В этот миг он, как и она, был так же слаб и раздавлен той правдой, что всегда была между ними. Здесь и сейчас, словно одержимый, Вайолет целовал настоящий Айт — мужчина с горячим сердцем и любящей душой.
И сколько бы он ни воевал с самим собой, с каждой новой лаской и движением он проигрывал этот бой. Сдавался на милость победительницы, склоняя перед нею колени и выбрасывая белый флаг.
Руки Айта, утратив осторожность, теперь путешествовали по телу Вайолет, повторяя его женственные изгибы — гладили, сжимали, о чем-то умоляли. О том, о чем не говорят вслух. Потому что вязи слов внезапно оказывается так мало. И все они не те. Нет подходящих, чтобы перевести их на тот язык, на котором говорят сердце и душа.
Одежда стала для них какой-то лишней и совершенно неуместной преградой, мешающей чувствовать друг друга остро, тесно, каждым дюймом кожи, быть чем-то единым и неразделимым, как пальцы и рука.
Тяжело дыша из-за буквально выскакивающего из груди сердца, Вайолет позволила мужчине снять с себя сорочку, ничего так не желая, как впитать ладонями жар его сильного тела.
Забыв о смущении, она смотрела на обнаженного Айта, такого красивого в своей истинно мужской грации и силе, любуясь его широкими плечами с рельефными перекатами упругих мышц и крепкими руками, в которые хотелось укутаться как в источник неги и покоя…