Илья Ильф, Евгений Петров. Книга 2
Шрифт:
— Здравствуйте, товарищ! — громко сказал великий комбинатор.
Но человек не ответил. Он снял ботинок и принялся вытряхивать из него песок.
— Здравствуйте, — повторил Остап. — Я принес сценарий.
Человек с бедуинской бородкой не спеша надел ботинок и молча стал его шнуровать. Закончив это дело, он повернулся к своим бумагам и, закрыв один глаз, начал выводить бисерные каракули.
— Что же вы молчите? — заорал Бендер с такой силой, что на столе кинодеятеля звякнула телефонная трубка.
Только тогда кинодеятель поднял
— Пожалуйста, говорите громче. Я не слышу.
— Пишите ему записки, — посоветовал проносившийся мимо консультант в пестром жилете, — он глухой.
Остап подсел к столу и написал на клочке бумаги: «Вы звуковик?»
— Да, — ответил глухой.
«Принес звуковой сценарий. Называется «Шея», народная трагедия в шести частях», — быстро написал Остап.
Глухой посмотрел на записку сквозь золотое пенсне и сказал:
— Прекрасно. Мы сейчас же втянем вас в работу. Нам нужны свежие силы.
«Рад содействовать. Как в смысле аванса?» — написал Остап.
— «Шея» — это как раз то, что нам нужно! — сказал глухой. — Посидите здесь, я сейчас приду. Только никуда не уходите. Я ровно через минуту.
Глухой захватил сценарий многометражного фильма «Шея» и выскользнул из комнаты.
— Мы вас втянем в звуковую группу! — крикнул он, скрываясь за дверью. — Через минуту я вернусь.
После этого Остап просидел в кабинете полтора часа, но глухой не возвращался. Только выйдя на лестницу и включившись в темп, Остап узнал, что глухой уже давно уехал в автомобиле и сегодня не вернется. И вообще никогда сюда не вернется, потому что его внезапно перебросили в Умань для ведения культработы среди ломовых извозчиков. Но ужаснее всего было то, что глухой увез сценарий многометражного фильма «Шея». Великий комбинатор выбрался из круга бегущих, движения которых все ускорялись, и ошалело опустился на скамью, припав к плечу сидевшего тут же швейцара.
— Вот, например, я! — сказал вдруг швейцар, развивая, видимо, давно мучившую его мысль. — Сказал мне помреж Терентьев бороду отпустить. Будешь, говорит, Навуходоносора играть или Валтасара в фильме, вот названия не помню. Я и отрастил, смотри, какая бородища — патриаршая! А теперь что с ней делать, с бородой! Помреж говорит: не будет больше немого фильма, а в звуковом, говорит, тебе играть невозможно, голос у тебя неприятный. Вот и сижу с бородой, тьфу, как козел! Брить жалко, а носить стыдно. Так и живу.
— А съемки у вас производятся? — спросил Бендер, постепенно приходя в сознание.
— Какие могут быть съемки? — важно ответил бородатый швейцар. — Летошний год сняли немой фильм из римской жизни. До сих пор отсудиться не могут по случаю уголовщины.
— Почему же они все бегают? — осведомился великий комбинатор, показывая на лестницу.
— У нас не все бегают, — заметил швейцар, — вот товарищ Супругов не бегает. Деловой человек. Все думаю к нему насчет бороды сходить, узнать, как за бороду платить будут: по ведомости или ордер отдельный…
Услышав
Великого комбинатора он встретил чрезвычайно сухо.
— Я занят, — сказал он павлиньим голосом, — вам я могу уделить две минуты.
— Этого вполне достаточно, — начал Остап. — Мой сценарий «Шея»…
— Короче, — сказал Супругов.
— Сценарий «Шея»…
— Вы говорите толком, что вам нужно?
— «Шея»…
— Короче. Сколько вам следует?
— У меня какой-то глухой…
— Товарищ! Если вы сейчас же не скажете, сколько вам следует, то я попрошу вас выйти. Мне некогда.
— Девятьсот рублей, — пробормотал великий комбинатор.
— Триста, — категорически заявил Супругов. — Получите и уходите. И имейте в виду, вы украли у меня лишних полторы минуты.
Супругов размашистым почерком накатал записку в бухгалтерию, передал ее Остапу и ухватился за телефонную трубку.
Выйдя из бухгалтерии, Остап сунул деньги в карман и сказал:
— Навуходоносор прав. Один здесь деловой человек — и тот Супругов.
Между тем беготня по лестницам, кружение, визг и гоготанье на 1-й Черноморской кинофабрике достигли предела. Адъютантши скалили зубы. Помрежи вели черного козла, восхищаясь его фотогеничностью. Консультанты, эксперты и хранители чугунной печати сшибались друг с другом и хрипло хохотали. Пронеслась курьерша с помелом. Великому комбинатору почудилось даже, что один из ассистентов-аспирантов в голубых панталонах взлетел над толпой и, обогнув люстру, уселся на карнизе.
В ту же минуту раздался бой вестибюльных часов.
«Бамм!» — ударили часы.
Вопли и клекот потрясли стеклянное ателье. Ассистенты, консультанты, эксперты и редакторы-монтажеры катились вниз по лестницам. У выходных дверей началась свалка.
«Бамм! Бамм!» — били часы.
Тишина выходила из углов. Исчезли хранители большой печати, заведующие запятыми, администраторы и адъютантши. Последний раз мелькнуло помело курьерши.
«Бамм!» — ударили часы в четвертый раз.
В ателье уже никого не было. И только в дверях, зацепившись за медную ручку карманом пиджака, бился, жалобно визжал и рыл копытцами мраморный пол ассистент-аспирант в голубых панталонах.
Служебный день завершился.
С берега, из рыбачьего поселка, донеслось пенье петуха.
Когда антилоповская касса пополнилась киноденьгами, авторитет командора, несколько поблекший после бегства Корейко, упрочился. Паниковскому была выдана небольшая сумма на кефир и обещаны золотые челюсти. Балаганову Остап купил пиджак и в придачу к нему скрипящий, как седло, кожаный бумажник. Хотя бумажник был пуст, Шура часто вынимал его и заглядывал внутрь. Козлевич получил пятьдесят рублей на закупку бензина.