Илья
Шрифт:
Дозорные, слушавшие эту историю, открыв рты, одобрительно зашумели, хлопая бывших спорщиков, а ныне - побратимов по плечам.
Добрыня обернулся. Илья стоял, прислонившись к печке, склонив на нее седеющую голову, и улыбался. Светился весь, светился изнутри такой улыбкой, какой даже Добрыня у него не знал.
****
Из дневника брата Амадео.
"Живя рядом с этими людьми, я вынужден был зачастую наблюдать и те жестокие битвы, в которых они участвовали, защищая свои поселения от нашествий язычников из степи. И хотя речь идет о схизматиках,
Степняки, именуемые половцами, поистине ужасны, их обычаи и верования чудовищны, и Божье дело делает тот, кто останавливает их, будь он хоть трижды еретиком. Ибо не будь Руси с ее рыцарями, эти порождения мрака обрушились бы на посвещенные христианские страны: я сам убедился, что расстояния в сотни миль, для них, привыкших без дома и города странствовать по бескрайним степям, не представляют преграды.
Итак, рыцари герцога (или его следует считать королем? по-видимому, да: его семья вступает в династические браки именно с королевскими семьями Европы) Владимира, противостоя ужасающим набегам, делают доброе дело.
Но сколь часто там, в родных мне просвещенных странах приходилось мне наблюдать, как ожесточается сердцем и предает душу Дьяволу человек, взявший в руки меч даже для защиты Божьего дела.
Те русские рыцари, с которыми свел меня мой тайный и священный путь, не ожесточены и не свирепы, несмотря на битвы, в которые этим летом они вступали неоднократно.
И одной из причин, которая этот удивительный факт объясняет, я считаю присутствие среди них Илии из Мурома.
В одной их предыдущих записей я удивлялся тому, зачем Господь вручил меч кроткому.
Теперь я, кажется, понимаю.
Среди рыцарей, проживающих постоянно или наезжающих на время в маленькую крепость, которую они построили посреди степи для предупреждения набегов, нет официального командира. Все рыцари равны, как равны были рыцари Круглого стола, что взяло себе в пример рыцарство во всех просвещенных странах. Формально старшим можно было бы посчитать Добрыню сына Никиты, который приходится родственником королю Владимиру. Он привозит в крепость королевские указы, и он председательствует на рыцарских советах, где обсуждается выполнение этих указов.
Но я вижу, что истинным вождем, королем этого маленького королевства является Илия из Мурома. Достаточно не только слова, но зачастую и взгляда его, чтобы прекратить распри, которые неизбежно возникают между людьми, подолгу живущими вместе. Сам Добрыня в советах ищет его мнения и не принимает решений, противоречащих ему. Хотя говорит Илия редко.
Рыцари, преследующие бегущего врага, опускают мечи, как только свой меч опустит Илия.
Он всегда прям и, несмотря на всю свою кротость, может быть очень резок, но даже самые резкие его речи всегда направлены ко благу того, кому он их говорит, или
Признаюсь: нигде не встречал я вооруженных людей, более достойных звания рыцарей, чем эти схизиматики. Свет, источаемый Илией, ложится на них всех".
****
Осень на границе степи - время желтых трав и причудливых, как чьи-то хмурые мечтания, облаков. Осенью в степи одиноко.
Объезжавший границу Добрыня пожалел, что не взял кого-нибудь в компанию, поехал один. В своих силах он был уверен, уверен в своем Бурушке, но вид кругом вызывал в душе тоску и чувство какой-то детской сиротливости, покинутости, душевного озноба, нелепого и совсем непонятного.
Это было не дело, нужно было встряхнуться.
На влажном участке Добрыня приметил след недавно поехавшего всадника и устремился догонять.
Скоро всадник стал виден. Не степняк; судя по доспехам, свой, русский. Тем лучше: поговорим, познакомимся.
Всадник был невысокого роста, узкоплеч; но на коне держался хорошо, и оружие, чувствовалось, имел не для бахвальства. Лицо закрыто шеломом с кольчужной сеткой - как для боя. Добрыне показалось, что незнакомец опустил сетку, когда он, Добрыня, приблизился. Что ж: когда тебя догоняет незнакомец, предосторожность не лишняя.
– Кто ты, путник, и откуда?
– спросил Добрыня первым на правах старшего и дозорного.
– А вот скрестим мечи - и узнаешь, кто я!
– отвечал ему наглый мальчишеский голос.
Добрыня оторопел.
Судя по голосу и общему виду, герою было лет четырнадцать. Задираться на проезжей дороге в этом возрасте - самый надежный способ не дожить до пятнадцати. Добрыня выхватил меч и ахнул по кстати подвернувшемуся у дороги одинокому дереву, крепкому, как железо, у края степи выросшему, не из молодых. Ствол мгновение держался на тонком срезе, потом с шумом рухнул.
– Так кто ты, парень, и откуда?
– спросил Добрыня с нажимом, добавив в голос строгих ноток.
– Скрестим мечи - узнаешь!
– выкрикнул мальчишка, сорвавшись на совсем уже высокие ноты, но с прежней наглостью и задором.
Добрыня начинал злиться. Конечно, можно поиграть со щенком, но не когда этого так нагло требуют. Вот сейчас оставлю за наглость без левой кисти и уеду. Или скручу и в Дозор. Илье на посмотрение.
Сделал он другое. Остановил коня, слез и, не доставая оружия, подошел вплотную к коню парнишки.
– Я Добрыня Никитич из Дозора, - сказал он мягко, - мне спрашивать положено. Ты можешь меня сейчас убить, если ты враг.
Она откинула сетку. Стоя рядом, вплотную, он уже догадывался, что это именно "она", но все же был ошеломлен. Тонким смуглым лицом, карими глазами с длинными загнутыми ресницами, темным выгнутым луком ртом - всей этой неуместной под шлемом хрупкой женственностью.
– Я Настасья Микулишна, дочь Микулы Селяниновича.
И заметив удивленный взгляд, обращенный на ее нездешнее, ослепительно нездешнее лицо, застенчиво пояснила: