Илья
Шрифт:
Под ноги ему бросился кто-то, хрипло, придушенно бормоча, и Илья едва успел удержать руку: это был тот, кого собирались вешать, кто кричал: "Помогите!" - но кто же лезет в схватке под руку, да еще в темноте! Не выпуская меча, Илья схватил его за грудки левой рукой, поднял белое перекошенное лицо к своему: "Ты кто есть?" - и тут же узнал кто.
– Мануил! Ты? Разбойникам попался? Еще есть?
– Там... чернокнижник... останови...
– Веди.
Мануил не столько шел, сколько полз по грязи: ноги не держали его. Но он торопился, поднимаясь и снова падая, очень торопился. Очередная молния высветила на
****
Сервлий не понял, как получилось, что его схватили. Только что двое выволокли то ли ослабевшего, то ли не желавшего идти Амадео, Сервлий скользнул следом - и вот уже он в грубой хватке с завернутой назад рукой. Не отпуская руки, согнутого, его куда-то гнали в темноте; по ощущениям - куда-то вверх. Когда позволили распрямиться, он стоял, удерживаемый уже двоими, а перед ним при свете фонаря: епископ (какой епископ! еретик и колдун, предавшийся Сатане!) и Амадео, в лицо которому был направлен свет. Амадео молился на латыни; его глаза были совсем слепыми.
– Это твой якобы ушедший приятель? Можешь не отвечать: все ясно. Его жизнь в твоих руках. Если ты не сделаешь того, что я требую от тебя, он умрет. Сейчас и здесь, на твоих глазах, мучительно. И ты будешь повинен в этой смерти.
Амадео, казалось, не услышал. Только чуть покачнулся, продолжая бомотать: "В руки Твои предаю себя, Господи..."
– Амадео, не отдавай им, - сказал Сервлий, и сам удивился, как спокойно и твердо прозвучал его голос.
– Что бы это ни было, не отдавай. Нельзя.
Монах как будто снова не услышал. Он продолжал бормотать, потом медленно повалился на землю и затих.
Один их тех, что держали Севлия, отпустил его, шагнул вперед и наклонился над Амадео.
– Мертв, - сказал он чуть удивленно, поднимая голову.
Епископ стремительно шагнул к Амадео. Простер над ним руки. Низкая кашляющая речь на неведомом Сервлию языке, пассы, чернота, свернувшаяся в обвившую тело змею. Сервлия вырвало.
– Надо же, - сказал епископ, - действительно, ушел. Кто бы мог подумать - столько лет наш и все-таки ушел. Впрочем, неважно, место мы теперь знаем. Он и нужен-то был только потому, что его направляли, а значит, Чашу взял бы. Теперь придется самим.
Обернулся, кивнул на Сервлия:
– Этого повесить.
****
Колдун заметил их. Повернувшись, он вытянул вперед руку. Илья, схватив за шкирку, забросил грека себе за спину, быстро пошел вперед. Идти было трудно: какой-то черный ветер, обжигая лицо, дул навстречу, сбивая с ног. Голова стала тяжелой, захотелось спать. Так сильно захотелось, что Илья готов был лечь и заснуть прямо тут же, и только усилием воли удерживал себя. За спиной молился грек. Илья тоже стал повторять слова молитвы. В голове чуть прояснилось. Перекрестье меча слегка засветилось белым. Колдун хотел шагнуть вперед, но споткнулся о лежащее под ногами тело Амадео и покатился с пригорка.
И меч Ильи Муромца обрушился на него.
****
Гроза давно закончилась, и стало светлеть. Упал туман, такой, что руки потянутой не видно. Зато стало понятно, больше на ощупь, что через холм идет дорога. Вот там, у дороги, чтобы путникам было видно, они и выкопали яму.
– Жалко, мы не знаем, как по его вере за него помолиться.
– Я знаю.
Они похоронили
– Это, видимо, и есть тот самый ключ, с помощью которого они требовали от Амадео войти куда-то и принести им Чашу.
– Чашу? Ту самую? Зачем?
– Колдун верил, что с ее помощью можно подчинить творчество всех людей.
– Ты в это веришь?
– Нет. Господь дал людям силу творить, и только Он может управлять ею.
В рассеивающемся тумане Сервлий увидел, что Илья кивнул. И сделал шаг вперед, по дороге.
Посреди дороги стоял камень. Сервлий готов был поклясться, что только что его не было. Они тут много бродили наощупь, пока готовили могилу.
– Илья! Это путь туда!
Илья снова кивнул. Его лицо было осунувшимся и строгим.
– Мне не нужна Чаша, но я должен пойти туда. Это, наверное, и есть то место, которое я искал.
Сервлий хотел сказать: "Я пойду с тобой", - но понял, что не может. Ему совсем не хотелось идти туда, куда собрался Илья. Мысль шагнуть за камень внушала отвращение. Илья вдруг улыбнулся - понимающе, тепло и чуть лукаво.
– Не жди меня.
Солнце поднималось, освещая Русь. В перелесках и изгибах холмов еще прятался туман, поднимаясь от невидимой в зарослях реки. Видно было так далеко, что замирало сердце, и взгляд тянулся туда, где дальний, казавшийся крошечной полоской, лес обнимал горизонт.
За камнем дорога растраивалась. Три пути вели в неясное, невнятное, лежали среди сухой травы.
Илья свистнул, подзывая коня. Сивка подбежал и встал рядом с Ильей и Сервлием, читавшими надпись на камне.
"Прямо пойдешь - смерть свою найдешь. Направо пойдешь - женатым будешь. Налево пойдешь..." "Тут не разобрать, - сказал Сервлий, водя пальцем по влажному известняку.
– То ли "богатым", то ли "богом" будешь".
"Это, наверно, про ту чашу, - буднично заметил Илья, разбирая поводья.
– Ну ее. Что богом, что богатым - не для меня. Да и жениться поздновато, - продолжал он рассуждать, садясь на коня и поудобнее ухватывая поводья.
– Поеду прямо".
Звук копыт по мягкой дороге звучал, удаляясь. Сервлий стоял спиной, смотрел в дальний простор, почему-то боясь оглянуться. А когда оглянулся - камня не было, и дорога была одна. Сервлий сел на обочине, подстелив плащ, положив рядом котомку. Илья сказал его не ждать, но просто так взять и уйти Сервлий не мог. У него в котомке еще был кой-какой запас; он подождет.
Глава 28
Илья ехал скучным, пустынным местом; по краям дороги вяли чахлые кусты. Не было ничего, что насторожило бы, хотя Сивка не хотел объезжать камень, упрямился. Но теперь шел спокойно. Смерть, чем бы она ни была, не торопилась. Тень всадника и коня двигалась по пыльной дороге перед ними, иногда, однако, отставая и плетясь сзади. Потом снова ложилась впереди. Пыль под копытами взлетала и замирала тонкими извилистыми струйками.