Император
Шрифт:
Он желал остаться в полном одиночестве и велел Антиною посмотреть город, пока еще не наступили сумерки.
Вифинец обрадовался этому предложению, как дару богов, пошел по разукрашенной главной улице и попросил какого-то мальчика проводить его оттуда в квартал христиан.
Улицы этого квартала точно вымерли. Ни одна дверь не была отворена, ни один человек не показывался на улицу.
Антиной наградил мальчика подарком, отпустил его и с сильно бьющимся сердцем переходил от одного дома к другому. Все они имели опрятный вид; большею частью они были окружены деревьями и кустами. Но, хотя из нескольких крыш поднимался дым, все эти дома казались покинутыми. Наконец он услыхал вдали человеческие голоса. Он пошел на эти голоса по узкому переулку, который привел его к открытой площади, где собрались сотни людей – мужчин, женщин и детей – перед домиком, расположенным в хорошо содержавшемся пальмовом саду.
Антиной спросил какого-то старика, где живет вдова Анна, и тот молча указал на дом, привлекавший внимание его единоверцев.
Сердце юноши билось бурно, и он чувствовал беспокойство и смущение; у него возник даже вопрос: не лучше ли ему вернуться и прийти сюда опять завтра, когда он надеялся застать Селену одну?
Но нет!
Может быть, ему еще теперь удастся увидеть ее!
Он скромно пробрался через собравшуюся толпу, запевшую какую-то песнь, и не мог решить, выражает ли она веселые или печальные чувства.
Теперь он дошел до ворот сада и увидал горбатую Марию. Она стояла на коленях возле покрытых носилок и плакала.
Не умерла ли вдова Анна?
Нет, она жива.
Вот она выходит из дверей своего жилища, опираясь на руку какого-то старика, бледная, спокойная, без слез, оба и дут вперед. Старик произнес краткую молитву, затем наклонился и поднял лежавший на носилках покров.
Антиной сделал шаг вперед и отшатнулся, точно пораженный молнией. При этом он закрыл глаза рукой и остановился, словно врос в землю.
Не было слышно скорбных похоронных причитаний и воплей.
Старик обратился с речью к присутствовавшим.
Вокруг него слышались тихий плач, пение и шепот молитвы, но Антиной не видел и не слышал ничего.
Он опустил руку и не отрывал глаз от бледного лица умершей, пока Анна не покрыла носилки покрывалом. Но и после этого он все еще оставался безмолвным и неподвижным.
Только тогда, когда шесть девушек подняли на плечи простой гроб Селены и четыре женщины-матери взяли гробик Гелиоса и все собрание удалилось вместе с ними, Антиной повернулся и последовал за печальным шествием. Он издали видел, как оба гроба были отнесены в скалистую пещеру, как люди накрепко заперли дверь и затем похоронная процессия рассыпалась в разные стороны.
Наконец он один остался у дверей могилы.
Солнце зашло, и тьма быстро распространялась над долиною и холмами.
Так как кругом не видно было никого, кто мог бы наблюдать за ним, то Антиной обхватил руками столбы у дверей пещеры, прижал губы к ее грубым деревянным доскам и бился о них головою; припадок глубокой горести без слез потрясал все его тело.
Он стоял так несколько минут и не слышал приближавшихся к нему шагов.
Это пришла горбатая Мария, чтобы еще раз помолиться наедине у могилы своей дорогой подруги.
Она тотчас же узнала юношу и назвала его по имени.
– Мария, – сказал он, взволнованный, схватил ее руку, порывисто пожал и спросил: – Как она умерла?
– Убита, – отвечала Мария глухим голосом. – Она не хотела молиться статуе императора.
Антиной вздрогнул при этом и спросил:
– Почему она не сделала этого?
– Потому что осталась верною своей вере и надеялась на милость Спасителя. Теперь она – блаженный ангел.
– Ты уверена в этом?
– Так же уверена, как в том, что желаю увидеть снова на небе мученицу, которая покоится здесь.
– Мария!
– Выпусти мою руку!
– Не окажешь ли ты мне одну услугу, Мария?
– Охотно, Антиной; но прошу тебя, не прикасайся ко мне.
– Возьми вот эти деньги и накупи прекраснейших венков, какие только можно найти здесь. Положи их на ее гроб и воскликни при этом: «От Антиноя Селене!»
Мария приняла деньги и сказала:
– Я видела часто, как она молилась о тебе.
– Своему богу?
– Нашему Искупителю, чтобы он даровал блаженство и тебе. Она умерла за Иисуса Христа, теперь она при нем, и он исполнит ее молитву.
Антиной помолчал некоторое время, затем сказал:
– Протяни же мне еще раз свою руку, Мария! А теперь прощай. Будешь ли ты охотно вспоминать обо мне, а также молиться обо мне вашему Спасителю?
– Да, да! А ты тоже не совсем забудешь меня, бедную калеку?
– Разумеется, нет, добрая ты девушка! Мы, может быть, увидимся еще когда-нибудь.
С этими словами Антиной пошел вниз с холма и потом через город к Нилу.
Месяц взошел и отражался в успокоившейся реке. Так же отражались его лучи на поверхности моря и в ту ночь, когда Антиной спас Селену.
Юноша знал, что император ждет его, но не пошел к его шатру.
Глубокое волнение овладело им.
Он беспокойно ходил взад и вперед по берегу Нила и быстро вызывал в своей памяти воспоминания обо всех выдающихся событиях своей прошлой жизни.
Ему казалось, что он во второй раз слышит каждое слово своего вчерашнего разговора с Адрианом.
До осязания ясно он видел перед собой свой скромный родительский дом в Вифинии, свою мать, своих сестер и братьев, с которыми ему уже не суждено свидеться.
Он еще раз пережил тот ужасный час, в который он обманул своего доброго государя и сделался поджигателем. Им овладел великий страх, когда он вспомнил о желании Адриана поставить его на место человека, которого его мудрый повелитель назначил своим наследником, может быть, вследствие преступного деяния его, Антиноя.
Ему, который был не в состоянии думать о завтрашнем дне; ему, избегавшему всякого разговора с серьезными людьми потому, что ему было трудно следить за их речью; ему, который умел только повиноваться; ему, который чувствовал себя хорошо только тогда, когда был один со своим повелителем или со своими мечтами, далеко от суеты и шума жизни, – ему носить багряницу, обременить себя заботами и подавляющей ответственностью!