Император

Шаповалов Сергей

– Посланник при Версальском дворе? – попросил уточнить фон Пален.

– Да. Обладал хорошими манерами. Тонко разбирался в придворном этикете. И вообще – слыл остроумным и начитанным.

– Почему уже его вскоре отставили?

– Разве мог Бехтерев сравниться с моим дядюшкой, Никитой Ивановичем?

– Ну, конечно же, – рассмеялся фон Пален.

Вы не представляете, что за человек мой дядюшка! С ним поговоришь, и чувствуешь себя вошью, ничтожеством. Он, казалось, знал все, разбирался во всем. Искуснейший дипломат. Двенадцать лет удачной работы в Стокгольме. Наследнику нужен был именно такой просвещённый наставник.

– И как же он взялся за воспитание Павла Петровича? – поинтересовался я.

– У него были очень интересные методы. Не просто воспитывать малыша

с неуравновешенной психикой. Попробуй-ка! Павел Петрович рос капризным, неусидчивым. Никита Иванович приставил к нему шесть лакеев. Лично отбирал, чтобы были спокойные, внимательные, ответственные. Вот эти лакеи бегали за Павлом Петровичем и выполняли все его капризы. А между играми, когда ребёнок слегка утомлялся, Никита Иванович ненавязчиво предлагал Павлуше заняться наукой. Дядюшка сам потом признался, что Павел Петрович был способным ребёнком. Он быстро освоил грамматику и арифметику. Научился читать и свободно говорить на французском и немецком.

– Говорят, он очень любил читать библию, – вспомнил фон Пален.

– Да, дядюшка мне говорил, что во время чтения псалмов, по щекам мальчика вечно текли слезы. А ещё у него была странная черта характера: он совершенно не разделял плохие поступки и хорошие, милосердие и жестокость. Он мог пустить слезу по поводу несчастной собачки, которая мёрзнет на улице под дождём, и, в то же время, с азартом швырял камнями в кошку.

– А как родители на это смотрели? – спросил я.

– Матушке Елизавете некогда было заниматься ребёнком, – ответил фон Пален. – На её плечах забота о государстве Российском. Матери, как я уже говорил, было запрещено видеться с ребёнком. Впрочем, у неё появилось новое увлечение. Салтыкова после рождения Павла отправили в Стокгольм. Но свято место пусто не бывает. Екатерина Алексеевна увлеклась секретарём английского посла Станислава Понятовского, в будущем последнего короля Польши. У отца же было иное увлечение. Он болел пруссоманией. Пётр в Ораниенбауме строил какую-то крепость. Выписал из любимой Голштинии солдат и занимался с ними манёврами. А тут Екатерина Алексеевна вновь забеременела, и явно не от него.

– Ох, и суматоха тогда поднялась во дворце, – вспомнил Панин. – Понятовского тут же выперли в Польшу. Петра уговорили всеми правдам и неправдами признать ребёнка своим. Родилась дочь. Её крестили Анной Петровной. Красивый ребёнок, явно не от Петра. Мог вскоре возникнуть скандал. Но Анна вскоре умерла, и про этот инцидент постарались быстренько забыть. После этого матушка Елизавета вызвала моего дядюшку на серьёзный разговор. Она изложила ему свои мысли по поводу будущего императора. По её мнению, Пётр абсолютно не подходил для управления такой огромной державы, как Россия. Она называла его бездарным мальчишкой, способным только играть в солдатики. Следующим царём должен стать Павел. Императрица потребовала, чтобы дядюшка подошёл к воспитанию будущего правителя с полной ответственностью.

– Ваш дядюшка поистине гениальный человек, если смог из сумасбродного мальчишки воспитать государственного мужа, – сказал фон Пален.

– Да, представляете, как нелегко ему пришлось. Мальчишка, пусть и наследник, был разбалован и не обуздан. Гнев его неожиданно сменялся на искреннюю нежность, то вдруг опять переходил в жестокую злость. Но Дядюшка, имея железную выдержку и опыт дипломата, смог войти в доверие к Павлу Петровичу, приручил его и направил все его эмоции в нужное русло. Учтите, что наследник ещё ребёнком был лишён родительской любви. Он не знал, что такое материнское тепло. Конечно же, это – ужасно: сирота при живых родителях. Помню, как дядюшка рассказывал о том, что Павел часто интересовался: как живут другие дети? Их тоже воспитывают кормилицы? Матерей так же к ним не пускают?

– Не представляю, как Никита Иванович выворачивался, – согласился фон Пален. – Помните, тогда ещё началась война с Пруссией. Вначале мы проигрывали, а потом такого пинка дали Фридриху Великому, что он сдал Берлин. Петра это привело в уныние. Он мечтал о союзе с Пруссией, а матушка Елизавета наоборот, поддерживала тесные отношения с Францией и Австрией. Тогда ко двору зачастил барон де Бертель, посланник Людовика.

Он пытался убедить матушку Елизавету отстранить от наследия Петра и напрямую передать корону внуку. Она даже начала подумывать отправить племянника куда-нибудь в Германию с долгой миссией. Опасалась, что Пётр, управляемый Голштинским двором, ещё чего доброго задумает покушение на неё. Не знаю, правда это или нет, но говорят, что однажды в компании своих голштинцев, в подпитии, Пётр раскрыл планы на будущее. Он ждёт – не дождётся, когда матушка Елизавета скончается. Тогда он начнёт масштабные преобразования в стране. Прежде всего, он объявит свою супругу Екатерину в неверности и разведётся. Павла же он объявит незаконнорожденным и тем самым лишит его престолонаследия. Мать и сына отправит в Шлиссельбургскую крепость на вечное заточение. А новой императрицей станет его любовница, Елизавета Воронцова. И были определённые династии, которые хотели её видеть на троне, рядом с императором.

– Однако в шестьдесят первом матушки Елизаветы не стало, – развёл руками Панин. – А Павлу Петровичу тогда шёл восьмой год.

– Я помню, как пришёл приказ в войска приостановить наступление и отступить. В то время мы заняли Берлин, а непобедимая армия Фридриха драпала, сверкая пятками. Наши офицеры и солдаты приняла этот приказ, как предательство. Но России, возможно, это принесло облегчение. Все же семилетняя война сожрала всю казну. Но союзники в лице Франции и Австрии были в недоумении от столь резкого поворота событий. А какое послание Пётр написал Фридриху, восхищаясь им и заверяя в дружбе? Сам Фридрих принял своё спасение за чудо, ниспосланное небом. Он уже готов был распрощаться с Восточной Пруссией, а тут – такой подарок!

– Сепаратный мир возмутил всех, – вспомнил Панин. – Россия не только отказывалась от всех завоёванных земель, но и готова была объединить армии в борьбе с вчерашними союзниками.

– Офицеры срывали с себя ордена, – грустно произнёс фон Пален. – Их лишили славы, завоёванной неимоверными усилиями. Тысячи убитых и раненых были принесены в жертву напрасно. А ещё Пётр больше настроил армию против себя, когда решил переодеть солдат в прусскую форму.

Во многих полках вместо отцов-командиров были поставлены выходцы из Голштинии, которые даже по-русски не говорили.

– Зачем-то сунулся реформировать церковные порядки, – вспомнил Панин. – Рясы поменять на пасторские рединготы. Бороды священникам сбрить. Да ещё решил провести секуляризацию части имущества церкви. Отняв земли у монастырей, он ополчил против себя духовенство.

– Гроза должна была грянуть раньше, – сказал фон Пален. – Но помните, какой он делает хитрый ход: создаёт указ, освобождающий шляхетство от военной обязанности в мирное время и закрепляет за дворянами право на владение крепостными. То бишь теперь мужики стали собственностью, согласно реестру, как и поголовье скота. Этим указом он подкупил дворянство.

– Но из-за этого начали вспыхивать крестьянские бунты, – напомнил Панин. – Вспомните, сколько поместий сожгли.

Пришлось в ситуацию вмешиваться армии.

– И в этот момент гвардию начинают подбивать к неповиновению братья Орловы. Многие офицеры их поддерживают.

– Надо сказать, что и мой дядюшка принимал непосредственное участие в подготовке к перевороту. Только он думал, что станет регентом при малолетнем императоре. Но у матушки Екатерины были свои планы.

– Главное событие произошло в конце июня шестьдесят второго, – сказал фон Пален с ехидной улыбкой. – Пока Пётр развлекался в Ораниенбауме, матушка Екатерина тайно покинул Петергоф, где он держал её под арестом, и приехала в Петербург. Здесь её уже ждали. Духовенство и гвардия поддержали переворот. В Зимнем дворце в присутствии дипломатов и высших чиновников Екатерину объявили спасительницей России. Я помню, как на площади перед дворцом собралась огромная толпа народу. Требовали показать императора. Екатерина вышла на балкон в мундире гвардии Семёновского полка. На руках она держала перепуганного Павлушу. Толпа взорвалась приветствиями, так, что стены Зимнего содрогнулись. На следующий день Екатерина во главе восставших полков направляется в Петергоф, откуда прислала своих эмиссаров к