Императорские изгнанники
Шрифт:
– Тем более, ты должен ценить те слова, которые я тебе сейчас излагаю. И если ты не можешь смириться с тем, что я честен с тобой, то, возможно, будет лучше, если я оставлю тебя продолжать твою кампанию без моей помощи.
Наступила тишина, оба мрачно смотрели друг на друга. Катон прочистил горло, чтобы его голос был твердым.
– Ты действительно этого хочешь?
– Нет, во имя Гадеса, - тихо ответил Аполлоний.
– Я хочу служить человеку, которого я действительно уважаю. Я служил слишком многим, кто не был достоин моих талантов.
– Такая похвальная скромность не
Глаза Аполлония слегка сузились, и Катон не смог удержаться от подергивания уголков рта, что выдавало его шутливое намерение, затем они оба облегченно рассмеялись.
– Ты меня переиграл, господин.
– Да, это так. Первый раз. И это очень приятно на самом деле.
– Выражение лица Катона стало серьезным.
– Я благодарю тебя за честность и обещаю, что всегда буду прислушиваться к твоим советам, но я не могу дать тебе слово, что я буду действовать в соответствии с ними, и что не может быть и речи о том, чтобы ты ослушался моих приказов. Это должно быть понятно между нами. Я должен был дать это понять раньше. Это моя ошибка. Мы договорились?
Он протянул руку, и после недолгих колебаний Аполлоний протянул свою, и они сцепились за предплечья.
– Даю тебе слово, господин.
– Хорошо, тогда тебе лучше сообщить Тадию, что я скоро к нему присоединюсь.
– Да, господин.
– Аполлоний наклонил голову в знак признательности, что было ближе всего к официальному приветствию, и повернулся, чтобы выйти из комнаты, закрыв за собой дверь.
Катон собрался с силами, размышляя над словами агента. Было приятно получить похвалу от человека, чьи навыки и ум, по крайней мере, соответствовали его собственным. И все же, будучи осторожным существом, он инстинктивно насторожился. По его мнению, те, кто хвалил его, были либо слишком легкодоступны, либо не обладали достаточной проницательностью, чтобы увидеть его таким, каким он был на самом деле: человеком, раздираемым сомнениями в себе, чья храбрость рождалась из страха показаться трусом. Если бы они только знали, как его мужество превращается в лед каждый раз, когда он идет в бой, и как он боится поражения, их похвала быстро превратилась бы в презрение.
Он встал и проверил, как стоит на ногах, после чего подошел к своему походному сундуку и достал оттуда широкий военный ремень. Застегивая его на талии, он поморщился, увидев, что пряжку нужно затянуть еще на два отверстия дальше, чтобы она подходила к его заметно подисхудавшему телу. Сделав глубокий вдох, он вышел из комнаты, пересек коридор и вошел в таблиний командира когорты.
В тот момент, когда он уверенно шагал по комнате к столу, префект Тадий поднялся со скамьи у двери и холодным взглядом посмотрел на него. Это был худой, угловатый человек, который казался не более чем жердью, на которую можно было повесить тунику и доспехи. У него были темные глаза и ненатурального цвета каштановые волосы, которые свисали на лоб, прямые и блестящие от какого-то масла.
– Я провел здесь целый день в ожидании, - прорычал он, его акцент был носовым и хорошо выработанным.
– Я понимаю. С другой стороны, я ждал твоего прибытия в Таррос не один день, так что тебе не на что жаловаться.
– Катон пристально посмотрел на другого офицера, не желая, чтобы тот проявлял дальнейшее неповиновение. Через мгновение взгляд Тадия переместился через плечо Катона в сторону ближайшего окна.
– У меня были дела в Тибуле.
– Дела настолько важные, что ты не выполнил мой приказ? Какие именно это могут быть дела?
– Наместник Скурра потребовал, чтобы я завершил подготовку к обороне города до того, как приеду сюда.
– Оборона? Против кого? Ближайший враг находится более чем в полутора сотнях километров от Тибулы. Это бредовое оправдание, префект. Более того, военная субординация заканчивается здесь.
– Катон стукнул кулаком по столешнице.
– Ты получаешь приказы от меня, а не от Скурры. Если ты снова не исполнишь мой приказ в точности, я отстраню тебя от командования и отправлю обратно в Рим.
У Тадия от удивления отвисла челюсть.
– Ты не посмеешь. У меня есть друзья в Риме, которые...
– Молчать! Ты вообразил, что ты первый человек, который мне угрожает? Мне плевать на то, какие друзья у тебя и у этого толстого болвана Скурры в Риме. Я больше чем уверен, что они из той же ткани, что и ты: праздные тупицы с высокомерным чувством права на государственные должности и военные звания, которые должны быть уделом людей с большим талантом, которые заслужили свое право на эти звания…
Катон сделал паузу, злясь на себя за то, что позволил своему нраву выдать свои мысли. Он опустился на стул и продолжил уже более спокойно: - Теперь ты знаешь, где ты стоишь, Тадий. Не испытывай более мое терпение и власть. Это ясно?
– Да... господин.
– Хорошо. Теперь не будем терять время.
– Катон просмотрел план кампании, прежде чем перейти к конкретным приказам для Четвертой Иллирийской.
– Твоя когорта должна выступить из Тибулы, как только ты туда вернешься. Возьми с собой местное ополчение и собери любые другие силы в городах, через которые будешь проходить.
– Местным магистратам это не понравится.
– Неважно. Ты скажешь им, что приказы исходят от меня, и я тот, с кем надо разбираться, если они захотят пожаловаться. В любом случае, ополченцы должны присоединиться к тебе. Дай им понять, что они должны считать себя подчиненными военной дисциплине. Любой, кто откажется присоединиться к твоему маршу или попытается сбежать, будет рассматриваться как дезертир и понесет соответствующее наказание. Никаких исключений. Понятно?
Тадий кивнул.
– Ты направишься к Капут Тирси и построишь там походный лагерь. Также ты построишь аванпосты, чтобы прикрыть все дороги и тропы между ним и морем. До окончания кампании их будут охранять ополченцы. Твоя когорта будет прикрывать заставы, если они подвергнутся нападению, но ты не должен преследовать врага. Ты и твои укрепления будут наковальней для молота в виде моих людей. С морскими пехотинцами с нашей эскадры, прикрывающими прибрежные поселения, мои колонны заставят врага повернуться и идти к тебе, а мы будем уничтожать их поселения и лагеря по мере продвижения. Как только ловушка захлопнется, мы раздавим их между нами.