Императрица и ветер
Шрифт:
– Вот так и вышло...
– важно выдал он, не отводя глаз от золотых искорок, пляшущих на тёмно-коричневой глади чая.
Золотые искорки отбрасывала люстра с оранжевым абажуром.
– Нужно было её силой не пускать, да что уж теперь об этом думать!
– горестно махнула рукой женщина.
– Я думала, перебесится, потом сама поймёт, что глупости делает. Молоденькая же ещё совсем, пятнадцать лет всего.
– Да...
– протянул Лот.
Маша сочувственно кивала, переводя взгляд с одного на другого. Вмешаться с вопросами не то, что Герман, она сама не
Зорг обещал, что заберёт её в мир магов. Отчего-то его признание не так сильно удивило Машу. Гораздо больше взволновало другое - каким чудом Орден прошёл мимо, не узнал, не уничтожил, ведь у него были все возможности это сделать. Жизнь показалась Маше цепочкой случайностей и роковых стечений обстоятельств.
Берёг её Вселенский разум или просто шутил в привычной для него манере - этого не узнать. Только время расставит всё по своим местам. Дочь императора, та самая пропавшая Орлана... Могла ли она когда-нибудь даже думать о таком? Могла, пугаясь своих мыслей и стараясь не уходить в мечтах слишком далеко. Маша едва не вздрогнула от голоса Германа и заставила себя сосредоточиться.
– Она раньше говорила о суициде? Может быть, в ссоре или в шутке? Или угрожала это сделать, что если вы не позволите им встречаться?
– его пальцы дрожали, Маша видела это и то, как Герман сцепляет их в замок, чтобы это не было заметно.
Оба родителя уставились на него с торжественным недоумением.
– Нет, никогда такого не было, - покачала головой хозяйка дома.
– Она всегда молчала, если я ей что-то высказывала. И из дома уходила молчком. Последнее время от неё вообще стало слова не добиться. Раньше всё было не так...
Она сложила на столе полные руки и опустила голову. Муж ободряюще коснулся её плеча.
– Вита стала реже бывать дома?
– Герман очень подробно записывал всё в блокнот. Маша подумала, что стоит порекомендовать ему диктофон.
– Лот, скажи... Нет, она почти всё время была дома, только под вечер уходила и возвращалась всегда в положенное время. А... она же сообщение прислала, я совсем забыла, - она поднялась, чтобы дотянуться до буфета и взять оттуда мобильный телефон. Долго вертела его в руках, потом отдала мужу, - покажи. Я так и не научусь пользоваться.
Тот разобрался быстро и протянул Маше. На белом экране высвечивалось всего одно слово: простите. Последнее сообщение девушки, шагнувшей в бездну. Маша передала телефон Герману и опустила взгляд, чтобы не выдать своих чувств. Похоже, что дело и правда оказывалось банальным суицидом, не имеющим под собой маньяков-режиссеров и подталкивающих в мир Ничто злоумышленников.
Герман долго разглядывал сообщение, словно пытался найти там подтекст, потом положил телефон на стол перед собой.
– Скажите, а в последние дни она не выглядела, скажем, заторможенной, не вела себя странно?
– спросил он.
Маша кивнула - молодец.
– Она очень странно себя вела в тот день, когда это произошло. Вздрагивала от любого
– В тот день ураганное предупреждение дали. Она кивала и всё говорила: да-да. А потом сказала: императрица придёт. Я не поняла, о чём это она. Нет же никакой императрицы, откуда ей взяться. Может, она что-то другое имела в виду, но объяснений я не добилась. А я вот что думаю - это он ей голову задурил, наговорил всяких глупостей. Она бы сама никогда до такого не додумалась.
В тот день и правда звучало ураганное предупреждение, но катаклизма над городом так и не разразилось. Налетел, правда, ветер, поломал несколько веток, вырвал зонты у зазевавшихся прохожих и понесся восвояси.
Родители Эрина, мага, что сбросился с моста, оказались куда менее словоохотливы, чем их друзья по несчастью. Их слова - всеобщий вперемешку с незнакомым Маше диалектом - пугали её каркающими интонациями. Отец, тот и вовсе не появлялся из дальней комнаты, пока Маша несколько раз не потребовала его к беседе. Мать зло сверкала на неё глубоко посаженными глазами.
Вместо того чтобы долго рассуждать о причинах самоубийства сына, они привели Машу и Германа в его комнату. Первое, что они увидела - надпись на окне. На полу валялась испачканная в краске кисть.
И зачем было писать на стекле красной краской, старательно имитируя кровь, что близок конец света? Конец света только на Машиной памяти собирался наступать раз восемь, да так и не наступил, видимо, задержался по дороге или свернул не туда.
Дальше, на стене в углу комнаты, красовался ещё один шедевр юного художника. Прямо на бежевых в полоску обоях чёрной краской был нарисован силуэт девушки. Она сидела боком к зрителям, в одной руке сжимая изящный меч, а другой призывно прикасаясь к своей талии. Лицо Эрин порисовал с особой тщательностью.
Маша так и тянуло отойти на безопасное расстояние, ей всё казалось, что глаза нарисованной девушки блестят из-под полуприкрытых век именно на неё. Должно быть, так казалось и остальным, потому что Герман неуверенно переступил с ноги на ногу, а отец погибшего и вовсе вышел, свирепо хлопнув дверью.
Длинные чёрные волосы падали на обнажённые плечи воительницы, а её губы изгибались в хищной улыбке. Назло своему страху, Маша шагнула к картине ближе. Девица тут же утратила свою пугающую реальность, проступили мелкие штрихи и погрешности автора. Стало видно, что его руки дрожали, особенно сильно - когда он выводил линию груди.
– И что это за дама?
– Маша задала вопрос, который, видимо, интересовал не только её.
– Понятия не имеем, - ответила мать Эрина.
– Это вам нужно знать.
Ничего более от хозяев квартиры Маша не добилась. Герман выглядел подавленным, когда они выходили из подъезда.
– Это сумасшествие какое-то, - проворчала она себе под нос, заводя машину.
– Совместное помешательство.
– Я её где-то видел, - сообщил вдруг Герман.
– Верно, где-то видел.
– Кого?
– Маша поправила зеркало заднего вида.