Императрица и время

Чурсина Мария Александровна

Луксор ничего не знал о его приходе, да и никто не знал, разве что только Аластар, потому что ему-то всегда и до всего было дело. Но начальник тайной полиции молчал и только ухмылялся, не насмешливо, а скорее, потому что привык отзываться так на любую новость.

Орлана продрогла там под холодным ветром с реки, Идрис обижено тряс рукой, которой в порыве доказать свою правоту стукнулся о дерево, и они молчали. Потом он вдруг подозвал её к себе поближе и достал из потайного кармана кусок ярко-синей шерстяной нитки.

Нитка

была жёсткой на ощупь, неприятной, колючей. Орлана непонимающе мяла её в руках. Идрис предложил завязать нить у него на запястье. Сказал, что это последняя просьба и уж тогда он наверняка больше не устроит ей сцены, больше не придёт в замок и не вспомнит, как мерзко предала его молодая императрица.

Её предательство, по мнению Идриса, состояло в случайно брошенных словах. В словах-обвинениях.

– Ты ненормальный, выговаривала Орлана хмурому Идрису.
– Ты обвинил меня в убийстве отца. Я себя чуть не убила из-за этого. Ты моего сына чуть не оставил сиротой. Хватит. Мы с тобой уже наговорились.

– Лицемерная предательница, нарёк её Идрис, и Орлане захотелось рыдать от обиды.

Тогда она ждала второго ребёнка, и так сильно разнервничалась из-за разговора, что дышать приходилось ртом, и ей легче было завязать уже проклятую нитку, чем спорить.

Она не помнила никаких заклинаний, чтобы с помощью этой нитки Идрис мог причинить ей вред, и поэтому почти не боялась. Продрогшие пальцы не слушались, нитка трижды из них выскальзывала, Орлана нагибалась и искала её в сырой траве. Наконец, всё закончилось.

Идрис ушёл в лес, но не в сторону замка. Она же ещё несколько минут просидела, начиная ощутимо дрожать от холода, но от него же и успокаиваясь, и смотрела на тёмно-серые волны Сантарина.

– Прекрати. Это не приведёт ни к чему хорошему.
– Ишханди пришла за ней и с минуту простояла, просто сложив руки, под вечноосенним деревом.

– Что?
– Орлана вздрогнула.

– Ты даёшь ему надежду, безжалостно заключила мачеха и нервно провела кончиками пальцев по и без того идеальной причёске - привычным жестом.

Орлана вскочила с поваленного дерева и принялась одёргивать платье, отряхивать его, будто на подоле могли остаться следы недавнего разговора с Идрисом.

– Я? Я никогда... да я даже в самом страшном сне... задыхаясь от снова нахлынувшей злости, выговорила она.

Ишханди сжала губы в подобии укоризненной гримасы, заинтересованно глянула на молодую императрицу и даже, кажется, улыбнулась ей.

– Тогда ты должна быть рада, что он ушёл.

– Он меня опять вывел из себя, призналась Орлана.
– Не могу даже находиться рядом с ним. Что ему вообще от меня нужно! Не рассказывай Луксору, ладно?

Вместо ответа Ишханди протянула ей руку.

– Орлана, что случилось?

Погружённая в воспоминания, она вздрогнула, когда Ишханди тронула её за плечо.

Это было невесомое прикосновение -

и в то же время льдисто-холодное.

– Я бы спросила тебя ещё позавчера вечером, но ты так быстро ушла с ужина, что я, признаться, не решалась тебя трогать. Так что произошло?

Ишханди стояла рядом, как всегда, выверено-красивая: чёрное платье, прическа - волосок к волоску и драгоценные алые серьги. Словно не живая женщина - портрет из галереи императоров. Вторая жена отца Орланы.

– Хочешь спросить, почему я отпустила Эйрин?
– Орлана грустно улыбнулась и перевела взгляд в окно.

Ишханди сильно сдала после смерти императора Зорга. Орлана даже и не сразу заметила это, она сама после его смерти долго не могла прийти в себя. А когда пришла, поняла, что всё уже не станет так, как раньше. Ишханди было, наверное, в два раза хуже. После смерти мужа она постепенно отошла от политики, всю власть над кастой хаоса передав младшему брату. В Совете она принимала лишь символическое участие, ни с кем не споря и никогда не отстаивая свою точки зрения.

Орлана видела всё это, но не решалась её винить. В конце концов, откуда Орлана знала, как сама будет вести себя, например, через десять лет. Может, совсем свихнётся.

До заседания Совета осталось не так много времени, и она в кои-то веки позволила себе поддаться чувствам и снова возродить в себе память. Глупое решение: раздражение и ярость не забывались и даже не меркли.

– На счёт Эйрин, - повторила Орлана после небольшой паузы.
– Давай будем считать, что я сдалась.

– Ты? удивлённо приподняла брови Ишханди.
– Не смеши меня.

Так уже было. Когда погиб её отец, Орлана обещала, что найдёт убийцу и не сдалась до конца, не смотря на все просьбы Ишханди оставить всё, как есть, не смотря на упрямое противостояние Совета. Она и нашла. Императора убила богиня смерти, скрывшаяся в теле няни, потом холодные щупальца тумана потянулись и к Орлане, а она знала, что призвала богиню смерти сама - своими мыслями, своими постоянными походами в склеп к мёртвому брату и мёртвой лучшей подруге. Чтобы спасти сына от богини, Орлана едва не принесла в жертву себя.

В том, что всё вышло так, императрицу никто не обвинил, и она сама не любила вспоминать, но глубоко внутри жила святая уверенность - именно она виновата в смерти отца. Иначе Орлана не злилась бы так на слова, брошенные Эйрин за ужином.

– Ты не умеешь сдаваться, негромко продолжила Ишханди.

– Хорошо. Тогда так - я поддалась. Эйрин так сильно хотела уйти, что не брезговала ничем.

Не сговариваясь, они медленно пошли по галерее. Освещённый ярким солнцем мрамор блестел под ногами тысячей искр, и вызолоченные колонны только притронься - казались живыми на ощупь, до того тёплые. Отсюда, с самой высокой башни замка, Альмарейнский лес выглядел искусно вытканным ковром, а над ним висело близкое солнце.