Империя Леванта. Древняя земля тлеющего конфликта между Востоком и Западом
Шрифт:
Своим благополучием населенный арамеями Тадморский оазис, или Пальмира, в Сирийской пустыне был обязан своему расположению на перекрестке караванных путей. На западе он сообщался со Средиземным морем через Апамею, Антиохию и Селевкию Пиерию, через Эмес (Хомс) и Антарадус (Тартус) или через Дамаск, Баальбек и Берит (Бейрут) или Тир. На востоке он был связан с Месопотамией мостами через Евфрат в Суре (рядом с Калаат-Джабер) и Дура-Эвропос (Салихийе), откуда, спускаясь по Евфрату, путешественник попадал в Ктесифон-Селевкию, Вологасиас возле Древнего Вавилона и Харакс-Спасину у места впадения двух рек в Персидский залив. Мощные компании владельцев караванов превратили Пальмиру в один из богатейших городов Востока. «Начальники караванов» (сунодиархаи) из Пальмиры оставили нам многочисленные памятники с греческими и арамейскими надписями. Все это богатство действительно выражалось в искусстве через великолепные памятники и замечательные статуи-портреты.
Сами пальмирцы были арамеями, но управлялись арабской аристократией. С I в. н. э. они входили в число клиентов
72
Эпоха Тридцати тиранов – период войн императора Галлиена с узурпаторами и претендентами на престол Римской империи. (Примеч. пер.)
Бегло говоря на греческом, а возможно, и на латыни, она тем не менее проявляла явные симпатии к семитическим культам, в частности к иудаизму и христианству, что видно из того, что министром у нее был Павел Самосатский, епископ Антиохии. Похоже, что по примеру Павла и его «адопцианистских» [73] теорий царица Пальмиры, арабка или египтянка по происхождению, задумала установить широкий синкретизм, вбирающий в себя и примиряющий все религии. Так что мирное семитское завоевание греко-римского Востока происходило не только в политической, но и в духовной сфере.
73
Адопцианисты – представители течения в христианстве, которое отрицает божественную сущность Иисуса Христа, считая его человеком, усыновленным Богом при крещении. (Примеч. пер.)
Это курьезное политическое образование просуществовало недолго. Когда в 271 г. Зенобия и Вабаллат сделали последний шаг, приняв императорский титул, император Аврелиан, который, в силу обстоятельств, до сих пор терпел их посягательства, объявил им войну. Победив пальмирцев при Эмесе, Аврелиан взял Пальмиру (май – июнь 272 г.) и захватил Зенобию, которая украсила собой его триумф. Когда Пальмира вновь восстала, он отдал ее на разграбление (конец 272 г.). С тех пор город в пустыне перестал играть какую бы то ни было роль.
Нам стоит ненадолго задержаться на этой странной авантюре пальмирского эмирата, отобравшего у римлян без борьбы и разрыва все их азиатские провинции. На самом деле это событие лишь узаконило последствия оставшегося незамеченным переворота: захват арабами части эллинистического Востока. Здесь имело место медленное и незаметное овладение, аналогичное проникновению славян на Балканы в VIII в. Было бы ошибкой считать, что проникновение арабских элементов в Грецию датируется мусульманским завоеванием. Прорыв, позволивший мусульманам прорвать византийские рубежи обороны в Ярмуке и хлынуть в Сирию, ознаменовал апогей арабского могущества. Но это лишь наиболее сильное проявление тенденции, которая оставила в истории многочисленные следы. Мусульманское завоевание соответствует нормальному движению арабских племен, пытавшихся осесть на территории, занятой оседлыми народами. Всякий раз, когда греческая или римская власть ослабевала – при падении Селевкидов, в эпоху Зенобии, – успехи арабов становились отчетливо видны. Это завоевание без флага подготавливает и задолго предвещает час ислама.
Что же касается персов-Сасанидов, неудача попыток Шапура I в Сирии и Анатолии вынудила их на время отложить свои притязания. Области к западу от Евфрата еще четыре века официально принадлежали Риму, то есть эллинизму. Персидская империя тогда оказалась парализованной внутренними проблемами, в частности распространением манихейства.
Замкнувшаяся в своем иранском национализме и зороастрийской вере империя Сасанидов тем не менее имела, как нам уже известно, в своих юго-западных провинциях, в Вавилонии и Ассирии, широкую зону, населенную семитскими народами с арамейской культурой; в зоне этой находились крупнейшие городские агломерации и даже столица Ктесифон. Этот регион, сохранявший языковые и культурные связи с Сирией, очень быстро открылся для проповеди христианства. Христианские общины, как, впрочем, и общины иудейские, были там весьма многочисленны. Добавим, что на своей восточной границе, со стороны Афганистана,
Таким образом, сасанидский мир, как бы он этому ни сопротивлялся, находился на перекрестке иранских, христианских и буддистских идей, и этот синкретизм, во многих отношениях более широкий, чем собственно александрийский греко-семитский синкретизм, выразился в манихейском учении.
Мани (ок. 215–276) происходил из иранской семьи, но, похоже, владел сирийским языком так же свободно, как пехлеви. Сначала он принял христианские идеи, вернее, ту их интерпретацию, которую давали гностические секты. Под влиянием гноза он попытался создать универсальную религию, сочетающую христианство и зороастрийский дуализм. Из поездки в Индию он привез буддистскую, вернее, паниндийскую идею о переселении душ, которую встроил в свою систему. Этот синкретизм, в котором и арамеи, и иранцы находили элементы своих традиций, видимо, имел равный успех у тех и у других. Кажется, к нему весьма благосклонно отнесся сам царь Шапур I: Мани даже посвятил ему один из своих трудов, «Шапураган». Но зороастрийская церковь, как, впрочем, и церковь христианская, не замедлили обрушиться на новатора и, в конце концов, добились его осуждения. Сасанидский царь Бахрам I (273–327) приказал бросить его в тюрьму, где он и умер.
Манихейству суждена была долгая жизнь; на Западе к нему на некоторое время примкнул такой блестящий ум, как Блаженный Августин, а в XIII в. оно продолжилось в учении катаров, против которых велись Альбигойские войны, тогда как на Ближнем Востоке в VIII в. в него обратились тюрки-уйгуры Верхней Монголии. Но в империи Сасанидов ему не удалось осуществить миссию, к которой его предназначал основатель. Призванное служить связующим звеном между христианством и зороастризмом, между римским миром и миром сасанидским, оно по обе стороны было объявлено ересью. Рим и Иран не сблизились.
Следует отметить, что мир между ними всегда был всего лишь перемирием. Так же как некогда парфяне, Сасаниды требовали от римлян Северную Месопотамию (Нисибин) и протекторат над Арменией. В царствование Сасанида Бахрама II (276–293) римский император Кар дошел до Ктесифона, и в 283 г. римляне навязали мир, который давал им удовлетворение по двум спорным пунктам. Молодой аршакидский принц Трдат, или Тиридат, III, воспитанный в Риме, был посажен императором Диоклетианом на трон Армении (287). Борьба возобновилась, и новый сасанидский царь Нарсе в 294 г. изгнал Тиридата и вновь подчинил Армению. Соправитель Диоклетиана, «цезарь» Галерий сначала потерпел поражение при Каррах, но затем разгромил персидскую армию в крупном сражении, в котором захватил лагерь и жен Нарсе. По мирному договору 297 г. тот вынужден был окончательно отказаться в пользу римлян от протектората над Арменией, где на троне был восстановлен Тиридат III, а также от пяти провинций в верхней долине Тигра. На возвращенных территориях римляне укрепили Амиду (Диярбакыр), город, который сыграет важную роль в последующую эпоху [74] , и Нисибин, ставший их главным торговым складом в этих краях.
74
Укрепления Амиды были возведены императором Констанцием.
Но скоро, благодаря переходу Константина в христианство, восточный вопрос приобретет совсем другой аспект.
Часть вторая. Восточный вопрос в раннее средневековье. Византийское решение
Глава 1. Византия, бастион европейской цивилизации
1. От Юлиана до Ираклия
В начале IV в. н. э., в царствование императора Константина (306–337) и персидского царя Шапура II (310–379), восточный вопрос вошел в новую фазу. Действительно, с того дня, как Константин сделал христианство господствующей религией, интересы римской политики на Востоке смешались с интересами этой религии. И именно в эту эпоху Персидская империя Сасанидов еще крепче, чем когда бы то ни было, держалась за зороастрийскую религию. Когда Константин созвал церковный собор в Никее (325), Шапур II, со своей стороны, собрал национальный синод, возглавляемый великим мобедом, или магом, Адурбадом Махраспандом, и на нем был окончательно утвержден текст «зороастрийской Библии» Авесты. Давняя борьба эллинизма с азиатским духом приобрела с этого момента религиозный характер. С обеих сторон это была священная война. С этой точки зрения ислам лишь усложнил ситуацию, существовавшую с IV в. Когда эллинизм и азиатская душа спрятались каждый в свою непробиваемую броню религиозных догм (а не было догм более неуступчивых, чем догмы сасанидского зороастризма), когда трения между народами и цивилизациями усугубились двумя соперничающими фанатизмами, ненависть между эллином и варваром, ставшими истинно верующим и неверным, стала неутолимой: со времен Шапура II и Константина восточный вопрос стал столкновением двух крестовых походов.