Империя смерти
Шрифт:
Важным этапом в «промышленном» уничтожении «неарийцев» явилась конференция. Сами нацисты назвали эту конференцию «Конференцией статс-секретарей». В историю она вошла под именем «Конференция в Ванзее» — Ванзее был аристократический пригород Берлина — район вилл. Конференцию созвали 20 января 1942 г. Проводил ее Гейдрих, тогда он был в зените «славы». Материалы для Гейдриха готовил Адольф Эйхман — его «звезда» только восходила.
Разумеется, конференция работала не на пустом месте. Подготовка к массовой ликвидации «вшей» шла уже полным ходом. На Нюрнбергском процессе Хёсс [103] показал, что подготовкой к геноциду (не теоретической, а сугубо практической) занимались в Германии с самого начала войны — с 1939 г.
103
Хёсс
«Полное разрешение еврейского вопроса, — сказал Хёсс, — означало полное уничтожение всех евреев в Европе. В июне 1941 года я получил указание создать необходимые для уничтожения условия в Освенциме». К тому времени в генерал-губернаторстве (в Польше. — Авт.) существовали уже лагеря уничтожения.
И все-таки недооценивать конференцию в Ванзее нельзя, одно дело — грязный палач Хёсс, другое дело — статс-секретари, то есть заместители министров таких «приличных» министерств, как министерство путей сообщения, министерство экономики, министерство вооружений, наконец, министерство иностранных дел. Вполне респектабельные господа…
До показаний Хёсса в Нюрнберге было еще далеко, и участники совещания на Гросс-Ванзее, 56/58, не слышали, как тикают часы истории, неотвратимо приближая день расплаты, день возмездия. Не по ним звонил колокол, а по их жертвам.
Как явствует из воспоминаний Эйхмана (вспоминал он много лет спустя в стеклянной клетке незадолго до вынесения ему приговора), этому чинуше среднего масштаба конференция очень понравилась, показалась этаким уютным (слово «уютный» он произнес несколько раз) разговором обходительных и энергичных джентльменов… Само заседание, вспоминал Эйхман, продолжалось не более часа-полутора, после чего принесли напитки, затем последовал обед и «уютная беседа», во время которой завязывались более тесные личные связи… «И еще я помню, что после окончания этой «конференции в Ванзее» Гейдрих, Мюллер и я, ваш покорный слуга, уютно сидели у камина… не для того, чтобы обсуждать узкоспециальные вопросы, а чтобы отдохнуть после долгой напряженной работы… В тюрьме (!) я не раз вспоминал, как все были довольны, особенно в каком хорошем настроении находился Гейдрих… И подумал: сегодня Гейдрих курит, а раньше я не видел Гейдриха курящим… И он пьет коньяк… Я подумал, что до того вообще ни разу не видел, чтобы Гейдрих пил спиртное…» [104]
104
Цитируем по книге Ханны Арендт «Эйхман в Иерусалиме, или Банальность зла».
Почему Гейдрих пришел в такое прекрасное настроение? Очевидно, обер-палачи все же боялись, что профессиональное чиновничество, можно сказать «элитное» чиновничество, окажет сопротивление чудовищным, злодейским планам нацистского карательного аппарата. А оно, согласно живым свидетельствам и печатным документам, не только не возражало против этих планов, но, наоборот, билось за то, чтобы оказаться «в передовых», отличиться, «перевыполнить» наметки Гиммлера…
Как тут не вспомнить речь обвинителя от СССР Р. А. Руденко в Нюрнберге, в которой он с огромной силой пригвоздил к позорному столбу всех власть имущих в нацистской Германии: и политических деятелей, и промышленников, и высшее офицерство.
«Конечно, подсудимым, занимавшим высшие руководящие посты в гитлеровской Германии, не было никакой нужды самим, своими руками расстреливать, вешать, душить, замораживать живых людей… Это делали по их указаниям их подчиненные, палачи, выполнявшие, так сказать, черную
Поэтому безнадежна попытка подсудимых разорвать свою связь с этими палачами, отгородиться от них. Эта связь несомненна и бесспорна. И если комендант Освенцима Рудольф Хёсс вырывал золотые зубы у мертвецов, то имперский министр Вальтер Функ открывал для хранения золотых зубов специальные сейфы в подвалах имперского банка.
Если подчиненные Кальтенбруннера умерщвляли людей в душегубках, то строились эти «газвагены» на заводах Зауэра, Даймлера и Бенца, подчиненных подсудимому Шпееру.
Если военнопленных уничтожали профессиональные палачи из соединения «Тотенкопф» («Мертвая голова») и лагерная охрана, то приказы об уничтожении подписывались фельдмаршалом германской армии Кейтелем; именно подсудимые намечали сроки уничтожения, отдавали приказы о создании специальной техники умерщвления, идеологически обосновывали «право высших рас» на уничтожение, истребление «неполноценных» народов.
Это они спокойно и безжалостно наблюдали за замученными жертвами и, как Ганс Франк, произносили парадные речи «о еще новом шаге», пройденном германским фашизмом по пути очищения «жизненного пространства» от «низших рас».
Да так оно и было. И именно поэтому 20 января 1942 г. статс-секретари крупнейших министерств нацистской Германии «уютно» собрались с Гейдрихом и его помощниками — Мюллером-гестапо и Эйхманом, непосредственным исполнителем «окончательного решения». Посидели часок-полтора, потом, засучив рукава, принялись за работу.
К великому сожалению респектабельных статс-секретарей, сохранился протокол конференции. Выдержки из него — хотя бы выдержки! — необходимо привести.
«…Начальник полиции безопасности и СД, обергруппенфюрор СС Гейдрих вначале передал присутствовавшим уполномоченным по подготовке окончательного решения еврейского вопроса в Европе соображения рейхсмаршала (Геринга. — Авт.) и указал, что они приглашены для обсуждения их, чтобы создать ясность по принципиальным вопросам… Поскольку рейхсмаршал возложил на него (Гейдриха. — Авт.) проведение организационных, экономических и материальных мер в связи с окончательным решением еврейского вопроса, требуется предварительная общая подготовка непосредственно задействованных в этой работе центральных инстанций…»
Такова, так сказать, преамбула — обоснование конференции в Ванзее. Однако нам могут возразить, что в преамбуле ничего не сказано о массовых казнях — говорится только об «окончательном решении». Но хорошо известно, что эсэсовцы создали свой язык — в этом языке такие слова, как убийства, казни, умерщвления, вообще отсутствовали. Уже в параграфе об «эвтаназии» мы упоминали об этом языке палачей. Сама эвтаназия — облегчение умирания обезболивающими средствами — не имела ничего общего с нацистской «эвтаназией» — убийством «лишних ртов». Тогда же были придуманы термины — «дезинфекция», «отсечение зараженных ветвей». Даже в концлагерях, где убийцы были, что называется, в своем кругу, существовал определенный жаргон. Вместо отбора для газовых камер говорили «селекция». Два палача, возившие жестянки с «Циклоном Б» и вводившие его в газовые камеры, именовались «санитарами». Заключенные (старики, дети, больные), которых умерщвляли сразу же после поступления в «кацет», получили название «пересылаемых по инстанции» (инстанция в данном случае означала, видимо, тот свет), а заключенных, которых еще намеревались использовать в качестве рабов, называли «отложенными».
Буржуазные историки до сих пор уверяют, будто конференция в Ванзее содержит некую «загадку». Их, видите ли, беспокоит, почему Гейдрих ссылался на рейхсмаршала, то есть на Геринга, а не на Гитлера или хотя бы на Гиммлера. Не являлось ли это самодеятельностью Люцифера — Гейдриха?
Разумеется, нет. Решение об убийстве миллионов людей нельзя было принять, а тем более проводить в жизнь без прямых указаний Гитлера и Гиммлера. За такое самоуправство первым сгорел бы в печи крематория не какой-нибудь там ремесленник из Лодзи, а сам Люцифер. Безусловно, в данном случае мы имеем дело с коллективной волей всех главарей рейха — от Гитлера до Лея, от Гиммлера до Франка, от Геринга до Розенберга.