Империя. Цинхай
Шрифт:
– А, это ты? – Сандо скорее расправил брови и гримасу, избавив лицо от морщин недовольства, и с абсолютной безмятежностью шагнул на балкон третьим. – Вот, видишь, какой мы нашли способ общаться? Это забавно.
– Не сомневаюсь, - произнёс ровно Сандо, видя, как померкла улыбка Николь, которая начала опять сверлить его глазами, обосновываясь и закрепляясь под плечом Хенкона. Она ни фразы не понимала из разговора мужчин. – Я думал, что тебя напрягает её статусное положение…
– Ну, я же не сам к ней пристаю, верно? А если девчонке хочется, зачем я буду отказывать? – похотливо, как-то по-кобелиному ухмыльнулся Хенкон, и Сандо захотелось ему двинуть в лицо, взять за шкирку и отправить в полёт с балкона. Почему бы нет? В Цинхайском дворце вечно какая-то херня случается,
– А её навязчивость тебя не смущает? – сделал слабую попытку унять себя Сандо, тусклым тоном спрашивая как бы невзначай и стараясь не смотреть на Николь.
– Да нет, она милая, - пожал плечами парень.
– Ты поосторожнее, она, правда, немного не в себе. Я тебя из мужской солидарности предупреждаю, она может вычудить что-нибудь, потом проблем не оберёшься.
– Да брось, чего ненормального в беспутстве? Девчонка легкодоступная давалка – разве это «не в себе»? – Сандо сжал кулаки, глубоко вдыхая. Мысленно дуга траектории полёта Хенкона на землю выглядела как радуга из рекламы конфеток Skittles. Заканчивалась она котлом с кипящим маслом, куда и должен был угодить летун.
– Она девственница, - почти сквозь зубы произнёс наёмник.
– Да? – Телохранитель сингапурских боссов вернул взор к Николь, но там не возникло больше уважения, интереса или восхищения, это было всё то же не изменившееся желание, которое младшая дочь Дзи-си сама и пробудила в том, с чьей помощью пыталась вызвать ревность Сандо. Хенкон улыбнулся. – В любом случае, она совершеннолетняя девственница, и я её ни к чему не принуждаю.
– О чём вы говорите? – не выдержала Николь, встряв в беседу.
– Этот тип, - не стал скрывать Сандо, - принимает тебя за шлюху.
– Врёшь! – прищурилась девушка.
– Зачем мне это?
– Ревнуешь, - почти победно заявила она. Золотой осторожно выдохнул, без лишнего шума. И вот как ей объяснить, что это истинная правда? Но докладывает он об этой правде с радостью потому, что действительно не хочет, чтобы бедную обиженную любовью и вниманием дурочку поимел самец, который того не стоит.
– Обязательно, - отмахнулся Сандо, не теряя своей обычной равнодушной манеры, и собрался уходить. – Когда соберётесь шпилиться – предупреди заранее, запасусь чипсами и пивом для просмотра.
– Куда ты уходишь? – не сдержалась, чтобы не попытаться остановить его Николь.
– На свидание.
– С кем это? – Изображение насмешки вышло неумелым, и нервная зависть пересекла лицо девушки.
– Что ж тут, девиц мало? Уж пожалуй, найду с кем.
– Врёшь! – ещё раз повторила Николь.
– Везде-то ты видишь ложь. А знаешь, что люди видят в других то, чем отличаются больше всего сами? Стало быть, это ты сейчас меня ревнуешь, не так ли?
– Ещё чего! – Николь откинула назад волосы и вернулась к телефону, записав в переводчик что-то и показав Хенкону. Он прочёл и уставился на горизонт, а Николь, выгнувшись намеренно так, чтобы бёдра её упёрлись как раз в ширинку парня, стала показывать ему что-то далеко-далеко, между небом и землёй, пытаясь с помощью гаджета рассказывать о виднеющихся холмах, горах, далях и едва различимых заснеженных пиках. В безветренную погоду, когда песок и пыль не поднимались, тонкая белая линия отчётливо виднелась вдали.
Сандо посмотрел на то, как тесно сошлись ниже пояса два тела. Затянутая в спортивные штанишки худая задница Николь и мужичий опасный перед с кожаным ремнём над ширинкой потёртых джинсов. И как-то неприятно и гадко стало; едва он додумал, что они могли бы раздеться и соединиться, как Сандо готов был швырнуть вниз их обоих. Плоская попка, которая не привлекала его внимания, над которой он потешался, называя слишком тощей и костлявой, вдруг стала какой-то слишком его собственной, чтобы подставляться другому. Но разве у вольного брата может быть что-то своё? Особенно девушка. Разве у золотого может быть девушка? Он дважды ограждён от привязанностей, и не имеет права покушаться на обладание какой бы то ни было задницей. Чтобы не потерять самообладание, Сандо вышел с балкона и быстро покинул крыло особняка, стремясь к тренировочному залу. Но перед
Сандо вошёл в зал, хватаясь за боевую палку на ходу. Эмбер уже ждала его, поэтому только успела тоже взяться за оружие и отразить первый удар.
– А ты сегодня решительно настроен, - отметила она.
– И всё-таки, я не позволю себе тебя ударить. – Наёмнику стоило большого труда не терять контроля и сражаться, как и вчера, шуточным боем, не задевая девушки. Энергия, агрессия и ненависть из него так и лились, но как их выместить? Намного лучше бы было, останься он тут один, и начни молотить боксёрскую грушу.
– Жаль, я бы хотела настоящего боя, - призналась Эмбер, уворачиваясь и отступая, хотя своё заявление она с каждой минутой готова была забрать обратно, потому что чувствовала, что и близко не справилась бы с подобным соперником.
Сандо больше не стал ничего говорить. Ему хотелось наорать на Эмбер и выгнать её подальше, чтобы не лезла к нему больше, но он прекрасно понимал причину своего гнева и сдерживался. Он давно привык сдерживать любые эмоции и терпеть. Внутри него происходили любые бури, но лицо – невозмутимо, поведение – безупречно, взгляд – нечитаемый, рот – на замке. И неистовое возбуждение ниже пояса, какого он давно не испытывал. Откуда оно взялось? Почему? Хоть возвращайся на тот проклятый балкон, стягивай с Николь одежду и прижимай к балюстраде, маленькую, хрупкую, голую, до визга, до ора, чтобы они оба рухнули на пол после этого от изнеможения. Он помнил её тело после той ночи, в которую пришёл к ней. Он знал её тело, и у него создавалось впечатление, что никто кроме него её тело всё-таки не знал. Никто не видел её раскрепощённой и успокоившейся после оргазма, ни к кому она не прижималась так, и не бежала на утро в поисках продолжения, не столько секса, сколько тепла. Она не шлюха! А вот Хенкону надавать надо бы за грязный язык. Сандо едва успел остановить себя, увидев перед собой упавшую Эмбер, над которой занёс боевую палку. В разгаре сражения, он забылся, и почти огрел девушку. Но не огрел. Разум и воля победили, с очей спала пелена и бегущая кинолента воспоминаний-фантазий.
– Вставай, я не хочу сегодня с тобой больше биться, - протянул он ей руку, чтобы помочь встать. Эмбер приняла её насторожено, несколько секунд посомневавшись, касаться ли этого пугающего черного дьявола? За спиной его во дворце всё чаще так называли, слуги и синеозёрные. В отсутствие Николаса, Сандо был самой опасной личностью, его было за что сторониться. Наёмники – страшные люди без души и сердца, они за деньги могут быть кем угодно: друзьями, партнёрами, возлюбленными, а потом, глядя в глаза, перерезают горло.
– И на том спасибо, - поднялась Эмбер, отряхиваясь свободной рукой, потому что другая почему-то так и застряла в ладони Сандо. И он не отпустил, и она не спешила выдернуть. Девушка повела по ней глазами и подняла их до взора вольного брата. Он как будто и не присутствовал здесь, думая о чём-то своём; чёрные зрачки туманились таинственными думами. Эмбер подождала ещё немного, но, решив свести всё на шутку, пощёлкала пальцами: - Эй!
– Прости, - отпустил её Сандо. Если бы он не разжал руку, вряд ли бы у племянницы Энди хватило сил её освободить. – Ты говорила, что у тебя в городе неподалёку есть друзья?