Имперский престол
Шрифт:
Корона эта, как бы венчает меня главным православным монархом, что было признано всеми патриархами. Теперь в Москве заработала Главная семинария, особая комиссия, церковный печатный двор. Так что — Третий Рим, не иначе!
С этим подарком приключилась интересная и даже немного комичная история. С месяц назад, или чуть больше, прибыл ко мне измыленный Прокопий Ляпунов.
— Государь, крамола! Измена! Извести тебя желают! — начал с порога стращать глава Тайного Приказа.
Признаться, я тогда опешил. Вот только что думал, как же хорошо, что нет ни одной
Три группы ликвидаторов просочились в Москву, грамотно так проникли. Последних брали на хазе паханов-иванов. В смысле в логове у бандитов. Заодно зачистили и весь подымающий голову криминал. Сейчас готовим ответку Венеции. У нас там, смею надеяться, уже достаточно резентуры.
Я давай метаться, послал к Ксении, повелел начать реализацию плана «П». Полетели вестовые, поднялись в штыки гвардейцы, объявлен срочный сбор всех стрелецких полков, в Москву входил Первый Московский драгунский полк. Одновременно готовилось срочное бегство в Троице-Сергееву лавру, да, уже не монастырь, а Лавра.
Приготовления не могли быть незамеченными. Скоро прибыл Козьма Минин с уже готовыми наработками по статьям, как обычно, он чуял ситуацию. Народу предлагалось решительно поддержать царя. Я колебался и очень хорошо, что не дал ходу срочно печатать воззвание.
Почему так масштабно стали действовать? Да потому, что три тайных встречи уже состоялось, на которых присутствовали если не все, то, почти все бояре. Были там и Скопин-Шуйский и Пожарский. Вели они себя заговорщицки, при попытках выспросить объяснение встреч, уходили от ответов.
Штабом антикризисных мер был выбрал, что логично, мой дворец. Его оцепили, пушкари стали дежурить у орудий, обоз для бегства был собран. И вот, в этот самый штаб, заявился Пожарский, следом за ним оба Головина, потом и головной воевода Скопин-Шуйский, которого уже записали, исходя из знатности, в главного заговорщика. Быстро прибыли почти все те, кого уже клеймили предателями.
— Я не понимаю, государь, — пожимал плечами Ляпунов.
— Государь, коли что случилось, повелевай, тотчас же поднимется все войско! — заверял меня тогда Скопин-Шуйский.
И, кстати, тогда и рассказали Ляпуновым, что готовится подарок царю, для чего, с них по пятьсот рублей. Тут Захарий и сообразил, что к чему.
Анекдот, да и только.
Быстро сориентировавшись, благо ни я, ни Ляпунов не давали комментариев, объявил об учениях. Да, это мы так тренировались. А, чтобы все было естественно, никого не предупредили. Я даже извинился, похвалил за бдительность, вроде бы как все поняли. На поверхности так и выглядело. Но все расценили ситуацию иначе, что я испытал верность своих бояр и войск Московского гарнизона. Пусть члены Боярской Думы и насупились, демонстрируя свою обидчивость, но все служивые,
Ляпунов в вопросе измены на воду дует, о чем я знал и раньше, но не подозревал, что это может дойти до такого фарса. При этом, даже и не думаю что-то менять, как-то остужать рвение боярина. Пусть все будут под колпаком, а дьяки Тайного Приказа набираются опыта в своем скользком и сложном деле. Узнал про тайные встречи, один, особо страждущий выделиться, сотрудник. Этот «топтун» высказался, что слышал о заговоре, вот все и закрутилось. А тут еще в город вошли три полка, что взял в свое сопровождение Михаил Васильевич Скопин-Шуйский. Думали, что головной воевода со своими боевыми воинами и может чего учудить.
Но наказывать никого не стали, только отправили того топтуна, которому почудились слова о заговоре, с первой оказией осваивать Байкал и Енисей. Были встречи, да, но чего было напускать на себя важности и додумывать, или фантазировать.
— Нынче нужно рассмотреть… — начал заседание Лука Мартынович, ставший главным дьяком Боярской Думы.
Слово «секретарь», я вводить не решился, хотя для меня, как человека из будущего, именно так должна была звучать должность Луки. Ну или спикер, модератор. Надо же, уже годы прошли, а все равно эти слова в мою царскую голову лезут.
Рассматривались важнейшие вопросы, при этом даже заслушивались и сторонние лица. Планировалось работать не менее пяти часов с перерывом на обед. В соседнем помещении расположен еще один зал. Он чуть меньше, чем Тронный, в котором могли вполне себе разместиться и две сотни человек и еще место для танцев осталось. А рядом что-то вроде столовой с тремя столами, каждый на восемьдесят посадочных мест. Меняем понемногу дворцовый этикет, сопрягая с европейским, но никак не заменяя им русские традиции. Так что где поесть, найдется, как и что попробовать на царском столе.
— Персидский посол запрашивает союза и поддержки в будущей войне с османским султаном, — зачитывал сущность первого вопроса Лука Мартынович.
Решили начинать со внешнеполитической повестки, иначе экономика усыпит, а по сельскому хозяйству и промышленности уже все решено, Боярской Думе только опишем ситуацию.
Мой товарищ Абдаллафиф Аль Дарьюш скончался под Казанью. Зачем нужно было отправлять послом человека, который и до дворца шаха с трудом доходил? При этом миссия посольства оказывалась очень важной. Не знаю. Но, видимо, седалище у брата Аббаса подгорает основательно и он просто быстро не нашел иных исполнителей.
Вообще шах странно себя ведет, не по-взрослому, видит только происходящее, а в будущее не особо заглядывает. По крайней мере, у меня складывается такое впечатление. Когда никакой угрозы со стороны османов не было, воротил нос, воспротивился нашему влиянию в грузинских царствах, даже угрожал, да и торговлю если не сдерживал, то придерживал, точно. Есть у нас уже некоторые персидские купцы, согласившиеся работать на русскую разведку. Первые сведения пришли не так давно и они проливали свет на ситуацию в столице Персии Исфахане. Мой венценосный брат паникует.