Имя Бога
Шрифт:
Замыслив месть, коварный Адонаи налетел внезапно, как вихрь, со стаей ангелов-рабов, которые сломали светлому Деннице крылья и сбросили вниз. Как упал ты с неба, Денница, сын зари, разбился о землю!
И рек Денница, восстав от праха: не верь, человек, убогой правде Яхве. Лети со мной, как равный, над Бесконечной Пустотой, и я открою тебе живую летопись миров, прошедших, настоящих и грядущих. Сомненье — гибель, вера — жизнь. Есть миры громадней, чем мир земной, есть созданья
Кадмонов закончил чтение и испытующе уставился на меня. «Чего он от меня ждет — восторгов, что ли?» — подумал я. Мы молчали.
— Что ж, мои предположения подтвердились, — наконец сказал я. — «Евангелие» от сатаны, не так ли? Что-то подобное я уже читал — у Байрона, что ли. Или у наших поэтов Серебряного века. Стоило трудиться над расшифровкой! Гора родила мышь. Такой литературы — вагон и маленькая тележка. А вообще — накануне Пасхи читают другие Евангелия.
— Вы не понимаете, — медленно сказал Кадмонов, по-прежнему не сводя с меня своих сверлящих глаз. — Это не литература. Это подлинный расшифрованный текст.
— Подлинный? Не стоит преувеличивать. В детстве я интересовался криптографией, на этом Адам меня и «купил». Мне довелось прочитать около десяти расшифровок знаменитого Фестского диска. Все они были абсолютно разными, что неудивительно, потому что и методики у исследователей были разными. Но какая из них была подлинной — вопрос. Не исключено, что никакая. А потом, мы, русские, всегда больше верим прямому тексту, чем тайнописи.
Мы снова замолчали. В комнате уже стемнело. Я мечтал, чтобы гость поскорее откланялся: его масонские разговоры меня изрядно утомили. Кадмонов заерзал на стуле. Я уже не различал хорошенько лица гостя, но мне показалось, что оно стало как-то странно подергиваться. Потом из груди Кадмонова вырвалось что-то вроде стона.
— Что с вами? — испуганно спросил я.
— Мне надо, чтобы пережить эту ночь… крови… — прохрипел гость.
— Чьей крови? — похолодел я.
— Твоей! — закричал Кадмонов.
На лбу у него засветились какие-то знаки, точно надпись у Гайдара с моего плаката. Он выхватил из портфеля тонкий кривой нож и неуклюже, тяжело переставляя ноги, двинулся на меня. До меня наконец дошло, кто он такой. Как ни странно, испуг мой от этого совершенно прошел. Я захохотал. Голем остановился и покачнулся.
— В чем дело? — проскрежетал он.
— Так ты просто глиняный болван, а я тут сидел с тобой, разговаривал!
Кадмонов снова покачнулся. Тут я вспомнил о вычитанном где-то случае, как раввин, считавший каббалу ересью, заклинал оживленных истуканов.
— Ты —
Голем затрясся, оскалил зубы. И вдруг рука моя сама, до того как еще успел подумать об этом, поднялась и осенила болвана крестным знамением. В этот же миг порыв горячего ветра толкнул меня в грудь, я опрокинулся на спину, а на том месте, где стоял Кадмонов, что-то полыхнуло желтым, и он исчез, оставив после себя сильный запах сгоревшего пороха. Я вскочил на ноги, но тут же снова упал — на диван…
Когда я очнулся, за окнами стояла ночь. Я поднялся и с замирающим сердцем щелкнул выключателем. Комната была пуста. «Ну и сон! Надо завязывать с этой каббалой», — подумал я, но тут увидел свою папку, валявшуюся у ножек стула, где сидел страшный гость из сна.
Откуда эта папка? Ведь Адам не возвращал ее мне! Стало быть, голем мне не приснился? Я хотел поднять папку, но наступил на что-то мягкое. Это была горка пепла. Мне снова почудился сильный запах серы. Я отдернул ногу, постоял в раздумье, потом подошел к телефону и набрал номер Адама. Он снял трубку сразу, как будто сидел и ждал у телефона.
— Слушай, — сказал я, — спекся твой Фантомас. Не выдержал крестного знамения, нехристь. Я только что его веником на совок собрал. Конструкция явно требует усовершенствования. Хотелось бы, например, чтобы Кадмонов-два не употреблял христианской крови.
— Ненавижу эту страну, — тускло ответил Адам. — Здесь даже высшее знание оказывается бесполезным. Сегодня я уезжаю.
— Что ж, давай. Наделаешь в Израиле болванов по десять тыщ баксов за штуку, а их будут посылать на усмирение арабов. Я так и вижу, как они идут с кривыми ножиками. Бррр!..
Адам повесил трубку. Я распахнул окно и с наслаждением вдохнул влажный весенний воздух. Пахло распустившимися почками. Край неба у горизонта уже начал светлеть. Пели ранние птицы. По тротуару шли оживленные люди. «Куда они так рано? — удивился я, но тут вспомнил: — Они из церкви идут, пасхальная служба закончилась!» Я накинул на плечи куртку и вышел на улицу. Мне попалась навстречу румяная круглощекая девушка в белой вязаной кофте и цветастом платочке. Она улыбнулась мне и сказала:
— Христос воскресе!
Я растерялся и ответил: «Воистину воскресе!» — когда она уже прошла мимо. Эх, не удалось с ней похристосоваться, сожалел я. Но тут вдруг я понял, что случилось нечто более важное. Из уст этой славной девушки прозвучало наконец без всякой расшифровки подлинное Имя Господа, которое мне, несчастному умнику, в спорах с Адамом не приходило в голову: Иисус Христос.