Имя мне – Красный
Шрифт:
– Можешь радоваться, если хочешь. Теперь отец уже не встанет между нами, не воспротивится нашей свадьбе. Вчера вечером, когда ты пытался надругаться здесь надо мной, какой-то злодей, отродье шайтана, вошел в наш дом, где, кроме отца, никого не было, и убил его.
Думаю, вас занимает не столько отклик Кара, сколько то, почему я заговорила с ним так надменно и сухо. По правде говоря, я сама не совсем понимаю. Может быть, я боялась, что расплачусь, Кара обнимет меня и я куда быстрее, чем намеревалась, почувствую в нем по-настоящему близкого человека.
– Негодяй разгромил весь дом, многое разбил и уничтожил – страшно представить, какая ярость и ненависть им владели. Не думаю, что теперь он присмиреет, забьется в какой-нибудь угол и там затаится. Он украл последний
Кара хотел что-то сказать, но я оборвала его взглядом, словно уже давно привыкла так делать.
– После смерти отца моим единственным опекуном по закону остается муж, его семья. Это и прежде было так, потому что, на взгляд кадия, мой муж еще жив. Брат мужа в его отсутствие попытался воспользоваться моим беззащитным положением. Узнав об этой гнусной попытке, свекор растерялся, и благодаря этому я смогла, не будучи по закону вдовой, вернуться в дом отца. Теперь, когда отец умер, я, за неимением брата, осталась без опекуна. Точнее, опекуны у меня есть – свекор и деверь. Тебе известно, что они и так уже решили, запугав меня и принудив отца подчиниться, вернуть меня в свой дом. Как только они узнают, что отец умер, немедленно начнут действовать. Я пока скрываю смерть отца, поскольку не хочу возвращаться в их дом. Возможно, скрываю напрасно. Кто знает, может, они и стоят за этим убийством?
Тут сквозь перекошенные ставни разбитого окна проник изящный солнечный луч, осветил слежавшуюся пыль и упал между мной и Кара.
– Однако я скрываю смерть отца не только по этой причине, – продолжала я, глядя Кара прямо в глаза и радуясь, что вижу в них не столько любовь, сколько сосредоточенное внимание. – Я боюсь, что не смогу объяснить, где была, когда убивали отца. Свидетельство Хайрийе ничего не стоит, но я опасаюсь, что она вовлечена в козни, которые строят против меня – или против книги, которую готовил отец. Если я сейчас объявлю о смерти отца, если кадий признает, что произошло убийство, то, может быть, сначала это кое-что упростит, но потом, в силу перечисленных мной причин, дело может принять совсем дурной оборот, – например, если Хайрийе знает, что отец был против твоей женитьбы на мне.
– А он в самом деле был против?
– Конечно. Ты же знаешь, он боялся, что ты увезешь меня куда-нибудь далеко. Но теперь эта причина отпала, и мой бедный отец на том свете наверняка не возражает против нашего брака. А ты? Хочешь жениться на мне?
– Да, моя красавица.
– Хорошо. У меня нет опекуна, который потребовал бы с тебя денег или золота. Извини, мне сейчас придется самой изложить условия, на которых я согласна выйти за тебя. Женщинам не подобает так вести себя, но у меня нет другого выхода.
Я надолго замолчала. Наконец Кара спохватился и покаянно, словно извиняясь за перерыв в беседе, сказал:
– Да, я слушаю.
– Первое условие, – начала я, – таково: ты должен поклясться при двух свидетелях, что дашь мне развод и назначишь содержание, если я сочту, что ты обращаешься со мной невыносимо грубо, или же если ты возьмешь в дом вторую жену. Второе условие: ты поклянешься перед двумя свидетелями, что, если уедешь из дома более чем на полгода, неважно по какой причине, я могу считать себя разведенной и получить содержание. Третье: после женитьбы ты, разумеется, переедешь в мой дом, однако не будешь делить со мной ложе, пока не отыщут мерзавца, убившего отца (надеюсь, его найдешь ты – мне хочется пытать гадину своими руками!), а также пока ты со всем возможным тщанием не закончишь книгу и не преподнесешь ее султану. И четвертое: ты будешь любить моих сыновей, как своих собственных.
– Согласен.
– Хорошо. Если и другие трудности, стоящие перед нами, будут исчезать с такой же быстротой, ты сможешь жениться на мне уже очень скоро.
– Жениться, но не разделить с тобой ложе.
– Главное – жениться, – сказала я, – давай сначала уладим это дело. Любовь приходит после свадьбы. Не забывай, что пожар любви, разгоревшийся до брака, быстро гаснет,
– А на самом деле?
– На самом деле – счастье. Но и любовь, и брак помогают его обрести. Муж, дом, дети, книга… Разве ты не видишь, что даже мое нынешнее прискорбное положение – муж пропал, отец умер – лучше твоего иссушающего одиночества? Если бы у меня не было детей, с которыми я весь день вожусь, смеюсь, милуюсь, я бы умерла. И вот, поскольку ты всей душой желаешь избавиться от одиночества и оказаться под одной крышей с моими детьми и трупом моего отца (пусть даже я и не пущу тебя пока в свою постель), ты очень внимательно выслушаешь то, что я сейчас тебе скажу.
– Слушаю.
– Есть несколько способов добиться того, чтобы меня признали незамужней. Например, лжесвидетели могут показать, будто мой муж, уходя в поход, в их присутствии поклялся, что я могу считать себя разведенной, если он не вернется, скажем, в течение двух лет. Еще проще – чтобы они в красочных подробностях расписали, как видели окровавленное тело моего мужа на поле боя. Однако если вспомнить, что дома у меня лежит труп отца, а свекор и деверь будут всячески противиться признанию меня незамужней, то получается, что это очень скользкий путь. Умный и осторожный кадий побоится принимать такие свидетельства. Кадий ханафитского мазхаба, к которому принадлежим и мы, не станет разводить меня лишь на том основании, что муж ушел в поход, не назначив мне содержания, и четыре года не возвращается. Говорят, однако, что кадий Ускюдара, памятуя о том, сколь много жен из-за персидской войны оказалось в том же положении, что и я, время от времени уступает свое место помощнику, который, будучи шафиитом, спокойно разводит таких женщин и назначает им содержание. Итак, ты должен прямо сейчас найти двух человек, которые могут честно свидетельствовать о том, в каком положении я нахожусь, дать им немного денег и отправиться вместе с ними в Ускюдар. Там ты найдешь кадия и сделаешь так, чтобы он временно оставил на своем месте помощника. Помощник выслушает свидетелей, разведет меня, сделает запись об этом в книге и выдаст свидетельство о разводе. Сразу после этого ты должен попытаться получить другую бумагу – о том, что мне позволено выйти замуж. Если тебе удастся сделать все это и вернуться до вечера, то найти имама, который нас поженит, уже не составит никакого труда, и ты, став моим мужем, сможешь провести эту ночь в одном доме со мной и моими детьми, чтобы мы не тряслись в темноте от страха, прислушиваясь к каждому шороху. А утром мы объявим о смерти отца. Так ты спасешь меня и я перестану быть несчастной одинокой женщиной, которую некому защитить.
– Да, – согласился Кара с детской надеждой в голосе, – да, так все и будет.
Я, помнится, обмолвилась, что не знаю, почему говорила с ним сухо и надменно. Теперь я поняла, в чем дело: с детства зная, что Кара – человек нерешительный, я почувствовала, что только так заставлю его взяться за дело, в осуществимость которого сама верила с трудом.
– Надо еще обдумать, как бороться с теми, кто будет оспаривать законность моего развода и свадьбы на том основании, что они совершились в один день, с теми, кто противится завершению книги отца, со всеми нашими врагами, но сейчас об этом говорить не будем. У тебя, должно быть, и так в голове все перепуталось похуже, чем у меня.
– Ты мыслишь ясно и четко, – возразил Кара.
– Это не мои мысли. Все это я узнала, разговаривая в последние годы с отцом, – заметила я, чтобы он не считал, что я измыслила весь план действий своим женским умом, и уверовал в его выполнимость.
Кара ответил мне словами, которые говорили все мужчины, когда понимали, какая я умная, и хотели меня похвалить:
– Ты очень красивая.
– Да, – согласилась я, – мне очень нравится, когда хвалят мой ум. Когда я была маленькой, отец часто это делал.