Имя ветра
Шрифт:
— Очень хорошо, — сказал он, убирая из голоса льстивость и подобострастие. — Когда вы сказали «тяжелая поездка», насколько тяжелую вы имели в виду?
— Очень тяжелую, — ответил я. — Мне надо проехать за сегодня сто километров. По грунтовым дорогам.
— Седло и сбруя вам тоже понадобятся?
Я кивнул.
— Никакой роскоши, ничего нового.
Он глубоко вздохнул:
— Ладно, и как много вы готовы потратить?
Я покачал головой и изобразил суровую улыбку.
— Покажите мне лошадь и назовите цену. Вольдер прекрасно подойдет.
Каэрва кивнул и повел меня обратно, к широким дверям конюшен.
— У меня есть кхершаенец. Только чистокровный. — Он указал на одно из стойл. — Выведи нашего черного красавца, быстро-быстро.
Мальчик бросился исполнять.
Лошадник повернулся ко мне:
— Роскошное животное. Я его погонял, прежде чем купить, просто чтобы удостовериться. Скакал галопом больше километра и даже не вспотел, аллюр самый гладкий, какой я вообще видел, и я не лгу вашей светлости на этот счет.
Я кивнул: чистокровный кхершаенец великолепно подходил для моих нужд. Они обладают легендарной выносливостью, но и от цены никуда не уйдешь. Хорошо обученная дальнобежная лошадь стоила десяток талантов.
— Сколько ты просишь за него?
— Я хочу две полные марки, — ответил он без тени смущения или подобострастия в голосе.
Тейлу милосердный, двадцать талантов. Подковы у него, что ли, серебряные, раз он столько стоит?
— Я не в настроении долго торговаться, Каэрва, — коротко сказал я.
— Вы прекрасно донесли эту мысль, милорд, — сказал он. — Я говорю честную цену. Вот сейчас увидите почему.
Мальчик поспешно вывел громадного лоснящегося жеребца: по меньшей мере восемнадцать ладоней в холке, с гордо посаженной головой и черного от носа до кончика хвоста.
— Он любит бегать, — сказал Каэрва с искренним восхищением и провел рукой по гладкой черной шее. — И посмотрите на масть. Ни одного светлого волоска не найдете. Вот почему он стоит двадцатку, а не шима.
— Мне масть не важна, — рассеянно сказал я, оглядывая жеребца на предмет повреждений или признаков старости. Ничего такого не нашлось: он был молодой, сильный и весь лоснился. — Мне просто надо быстро ехать.
— Я понимаю, — извиняющимся тоном сказал лошадник. — Но я-то не могу не обращать внимания на масть. Если я подожду оборот-другой, какой-нибудь юный лорд заплатит за один только его шикарный вид.
Я понимал, что это правда.
— У него есть имя? — спросил я, медленно подходя к черному коню и позволяя ему обнюхать мои руки, привыкнуть ко мне. В сделке можно торопиться, но в знакомстве с лошадью — никогда. Только дурак портит первое впечатление от знакомства у горячего молодого кхершаенца.
— Такого, чтобы пристало к нему, нет.
— Как же тебя зовут, мальчик? — мягко спросил я, просто чтобы он привык к звуку моего голоса. Жеребец изящно обнюхал мою руку, внимательно рассматривая меня большим умным глазом. Он не отпрянул, но и не
Я подошел еще ближе и положил руку жеребцу на шею. Его шкура дернулась, но руку он не сбросил. Мне нужно было прочувствовать его характер не меньше, чем энергию и выносливость. Я не мог позволить себе риск упасть с норовистой лошади.
— Кто-нибудь поумнее нарек бы тебя Смолой или Угольком — невзрачные, скучные имена. Или Графитом — малоподвижное имя. Сами небеса против того, чтобы ты получил кличку Черныш — совершенно неподходящее имечко для такого принца, как ты.
Мой отец всегда разговаривал с лошадьми таким образом: постоянной успокаивающей литанией. Я гладил коня по шее и продолжал говорить, совершенно не заботясь о том, что именно говорю. Слова для лошади ничего не значат — важен тон вашего голоса.
— Ты проделал долгий путь. У тебя должно быть гордое имя, чтобы народ не считал тебя обычной лошадью. Твой предыдущий хозяин был сильдийцем? — спросил я. — Be ваналои. Ту териам кета. Палан те?
Я почувствовал, как конь успокаивается от звуков знакомого языка. Я обошел его с другой стороны, так же тщательно оглядывая и давая ему привыкнуть к моему присутствию.
— Ту Кетха? — спросил я его. «Ты Уголь?» — Ту Махне? — «Ты Тень?»
Я хотел сказать «Сумрак», но не смог припомнить сиарского слова. Но я не запнулся и просто продолжал болтать, говоря что попало и осматривая его копыта: нет ли трещин или сколов.
— Ту Кетх-Селхан? — «Ты Начало Ночи?»
Огромный черный жеребец наклонил голову и обнюхал меня.
— Похоже, тебе понравилось? — сказал я со смешком, зная, что на самом деле конь учуял запах мешочка с сушеными яблоками, лежащего в одном из карманов моего плаща. Важно, что теперь он признал меня за своего. Если он достаточно освоился, чтобы обнюхивать меня в поисках еды, мы сможем хорошо поладить в тяжелой дневной поездке.
— Кетх-Селхан, кажется, ему подходит, — сказал я, снова поворачиваясь к Каэрве. — Еще что-нибудь, что мне нужно знать?
Каэрва вроде бы отчего-то смутился.
— Он немного пуглив с правой стороны.
— Немного?
— Совсем немного. Он может быть склонен шарахаться с этой стороны, но я никогда не видел, чтобы он это делал.
— Как он обучен? Короткие поводья или бродячий стиль?
— Короткие.
— Отлично. У вас есть еще минута, чтобы завершить эту сделку. Это хорошее животное, но я не стану платить за него двадцать талантов.
Я говорил с уверенностью в голосе, но без всякой надежды в сердце. Конь был роскошный, и масть делала его достойным по меньшей мере двадцати талантов. Однако надо было попытаться сбить цену хотя бы до девятнадцати — тогда у меня останутся деньги на еду и жилье в Требоне.