Имя женщины – Ева
Шрифт:
– Опять подозрения! – Он не сдержался. – Со мной все в порядке. Я счастлив, я рад! Не цепляйся ко мне!
Она побледнела:
– Ты чем-то расстроен?
– Я просто устал, – сказал он. – Все в порядке. Я просто устал, дорогая. Ложись.
Посмотрев, как она медленно поднимается по лестнице, он вышел на улицу. Только что прошел дождь, земля дышала цветочными испарениями, и мрак вокруг дома был странно упругим, как будто живым. Внутри темноты замаячило что-то, составленное из тумана и влаги, с большим, очень мелко дрожащим лицом. Как только Фишбейн протянул вперед руку, видение исчезло.
В субботу Эвелин с Джонни и няней уехали на Лонг-Айленд, а он остался в городе под предлогом работы. Теперь он жил
Он пошел в библиотеку и углубился в работу. Письмо Еве, написанное ночью, лежало во внутреннем кармане его летнего пиджака.
«Не бойся ничего, я приеду, и мы будем вместе. Я верю в это и знаю, что иначе не может быть. И знаешь почему? Потому что, как только я увидел тебя на перроне, я узнал в твоих движениях и в выражении твоего лица свою умершую мать. Я бросился догонять тебя, чтобы убедиться в том, что это так, и я не ошибся. Ты и в самом деле на нее похожа. Не лицом, но тем, как ты двигаешься, как ты говоришь. Люблю всю тебя: твой голос, твой смех, то, как ты удивляешься, как злишься, вздыхаешь, торопишься, спишь. Ты утром немножко храпела во сне. И я даже это в тебе полюбил. Меня приводит в бешенство, что ты продолжаешь жить в одной квартире с мужем и он может в любую секунду войти к тебе и потребовать, чтобы ты снова стала его настоящей женой. Я чувствую, что ты моя, и с каждой минутой я чувствую это все острее».
5
В третьей главе диссертации, которая по принятым нормам должна насчитывать пять глав и заключение, Фишбейн описывал особенности поведения волков и приводил примеры их интеллекта.
«Волки появились на Аравийском полуострове больше двух миллионов лет назад, – быстро записывал он, перелистывая то один, то другой том и множество справочников почти одновременно. – Никто не может сказать наверняка, каким образом это животное умудрилось расселиться по всему свету. Мы полагаем, что ответ один: именно интеллект позволил волкам удачно перекочевывать с места на место и организовывать свою жизнь в разных климатических и географических пространствах. Примеров особенного интеллекта насчитывается огромное множество. В этой работе мы приведем несколько самых выразительных. Стаю волков отстреливали из вертолетов. Волки забежали в поросший редкими лиственными деревьями овраг. Дело было в середине зимы, голые деревья не могли защитить волков от выстрелов. Погибли все, кроме одного. Вертолет завис над оврагом, пытаясь обнаружить пропавшего волка. Прошло не меньше пятнадцати минут, пока его увидели: волк стоял на задних лапах, крепко обняв ствол дерева и практически слившись с ним. Второй остановивший наше внимание случай произошел на европейском севере России. Старая и уже физически слабая волчица попала в капкан, но каким-то образом ей удалось вырваться. На трех лапах, с капканом на четвертой, волчица неделю уходила от охотников. За все это время ей ни разу не удалось поесть. Трижды она выводила преследователей к медвежьим берлогам. Потревожив медведей, погоня приостанавливалась, и волчице снова удавалось оторваться. Наконец она обессилела и была в упор убита на месте.
Чувства волков отличаются силой и определенностью. Если волк А любит волка Б, то это значит, что он любит именно волка Б, а не кого-то
«Почти про меня», – усмехнулся Фишбейн, и в ту секунду, как он подумал это, на соседний с ним стул кто-то поставил большой черный портфель.
Он поднял глаза и увидел маленького, почти карликового роста, человека с немного обезьяньим лицом и быстро бегающими глазами.
– Не помешаю? – спросил его этот человек по-английски, но с сильным польским акцентом, который Фишбейн сразу же распознал, поскольку тот же самый акцент был у Барбары, когда-то варившей «чернину».
– Нет, – сухо ответил Фишбейн и сделал попытку опять углубиться в работу.
– Вы, наверное, уже догадались, – широко улыбаясь мягким обезьяньим ртом, сказал карлик, – что если в этом зале столько свободных столов, а я подсаживаюсь именно к вам, значит, именно с вами я хотел бы поговорить.
Библиотечный зал был почти пустым.
– Давайте о деле, – спокойно сказал напросившийся в собеседники незнакомец. – Рышард Кайдановский. Я рад нашей встрече.
– Вы из ЦРУ? – усмехнулся Фишбейн, почувствовав себя тем самым волком, которого обстреливают из вертолета.
– Знаете, – сказал карлик, – я бы рад был служить в таком солидном учреждении, но врать не хочу. Я не из ЦРУ. Я просто сотрудник радиостанции «Свободная Европа», вещаю на Польшу, мою бывшую Родину, и изредка на вашу бывшую Родину, господин Фишбейн-Нарышкин.
– Нет слов! – засмеялся Фишбейн. – Меня уже и на радиостанции знают! Тогда давайте по-русски разговаривать, мне практика нужна.
– У меня довольно слабенький русский, – вздохнул Кайдановский. – Учить нас, конечно, учили, но плохо. Да и по-английски приятней. У нас, собственно говоря, вот какой вопрос: не хотите ли вы освещать вопросы музыкальной культуры на нашей радиостанции? У вас приятный тембр, вы меценат, недавно побывали в Москве… Музыку любите…
– Послушайте! – перебил его Фишбейн, хватаясь за голову и смеясь одновременно. – Перестаньте меня морочить! Какая еще музыка? Что вы все наседаете на меня со всех сторон?
– Ах, боже мой! Матка Боска! [4] Вы разве не знаете, мистер Нарышкин, как устроен наш мир? Вы еще молодой человек, вами правят чувства, женщины, все эти глупые страсти. А я человек уже старый и много хлебнул. И я вам скажу: наседают все на всех и всегда. Я вам даже больше скажу: наш мир – сумасшедший. Если бы он мог самого себя запереть в дом умалишенных, всем стало бы очень легко и приятно!
4
Матерь Божья (польск.).
– Кому же? – спросил Фишбейн, удивленно, но уже заинтересованно присматриваясь к подвижному обезьяньему лицу с мягкой улыбкой. – Кому же стало бы легко и приятно, если бы мы все вместе сидели взаперти в доме для умалишенных?
– Ну, кто-нибудь, вышел бы, наверное, все-таки… Нельзя же всех сразу. Всем места не хватит. – Кайдановский поставил на стол свой огромный портфель и поудобнее уселся на стуле, пододвинув его поближе к стулу Фишбейна. – Мы с вами смеемся, мешаем читателям. Давайте потише. Отец Теодор, которого я недавно навестил, рассказал мне о вашем к нему визите. Он мне намекнул, что к вам уже начали притираться оттуда. Но он вас жалеет.