Имя Звезды
Шрифт:
Я никогда раньше не испытывала ничего подобного. На протяжении всего разговора сердце у меня билось быстро-быстро, а теперь оно вдруг замедлило ход и меня стало клонить в сон. Организм мой выдохся. Я снова села на диван, положила голову на спинку и уставилась на потолок.
— Я хочу поспать, — сказала я. — И вообще, я хочу домой.
— Понятно, — сказал Стивен. — Я вас отвезу, обеих.
Бу довела меня до двери и вывела в коридор, пока Стивен надевал мундир и доставал ключи.
— Я далеко не полностью уверен, что это была правильная мысль, — проговорил где-то в комнате Каллум.
21
Когда в университете, где преподают мои родители, заканчивается учебный год, на деревьях всегда появляются
Мой дядя Бик от всей души жалеет этих пернатых бедолаг. На экзаменационной неделе он ездит по кампусу и высматривает их. Намерения у него самые добрые, но, когда он кружит возле общежитий — всклокоченная борода и облезлый фургончик со стикером «КОМУ ПОКАЗАТЬ КАКАДУ?» на заднем бампере, — мысли в голову приходят самые неприятные. В конце концов у кого-нибудь все-таки сдают нервы, вызывают университетскую охрану, дядю Бика останавливают, и ему приходится объяснять, что он всего-навсего спасает попугайчиков. Ему никогда не верят, тогда он просит позвонить маме на работу, потому что она его сестра, а еще адвокат и Заслуженный Сотрудник Факультета. После этого мама усаживает дядю Бика на диван и подробно объясняет, что сказано в законе штата Луизиана о подглядывании (штраф в пятьсот долларов и до полугода тюрьмы) и что, вообще-то, ее преподавательской репутации совсем не на пользу, что ее брата регулярно арестовывают на территории университета по подозрению в нарушении этого самого закона, — в ответ дядя Бик начинает разоряться на предмет бедных попугайчиков и как нельзя закрывать на это глаза. Продолжается это примерно час, а потом мы все отправляемся есть жареное мясо в «Любовное логово Большого Джима», потому что сколько же можно об этом трындеть. В нашей семье это такой ритуал, символизирующий наступление лета.
Во время одной такой охоты на попугаев дядя Бик отловил зеленую малышку, которую назвал Пипси. Жизнь у Пипси явно была тяжелая. Когда дядя увидел ее впервые, она сидела на знаке «СТОП» и чирикала на всю округу. У нее было сломано крыло и отсутствовала одна лапка. Любой другой попугай давно бы помер, но Пипси оказалась на удивление напористой. Она каким-то чудом взгромоздилась на этот знак, что ее и спасло. Как она туда попала — не знаю. Летать она не могла.
Пипси оказалась недокормленной, страдала от обезвоживания, у нее вылезали перья. Дядя Бик нянчил бедняжку с заботой и усердием, которые не могли вызвать ничего, кроме восхищения. Сидел с ней часами, по капле вливая ей в клюв воду из пипетки. Кормил ее размельченной пищей с кончика палочки, которой мешают кофе. Перевязал ей крыло, и оно в конце концов срослось.
— Ты посмотри, как она умеет приспосабливаться, — говорил он всякий раз, как я заходила к нему в магазин. — Только посмотри! Вот у кого нам всем следует поучиться. Приспособиться можно к чему угодно.
Это, конечно, здорово, но… на деле-то Пипси совсем не приспособилась. Крыло у нее срослось как-то не так, так что летать она могла только над самой землей, да и то по кругу. Она постоянно падала с жердочки, и дядя Бик держал ее в коробке, которую ставил на прилавок. В один прекрасный день Пипси втемяшила себе в птичьи мозги, что она снова может летать. Она залезла на край коробки, обозрела ландшафт, расправила свои увечные крылышки и попыталась вспорхнуть. Но только свалилась с прилавка и шлепнулась на пол, — а дядин поставщик как раз вкатил в двери тачку, нагруженную центнером птичьего корма.
Вот что всплыло у меня в памяти, когда Стивен сказал, что я «приспособлюсь».
Стивен отвез нас с Бу обратно в школу и высадил за несколько улиц, чтобы никто не заметил, что мы вернулись на полицейской машине. Было всего пять часов. Ученики уже подтягивались в столовую ужинать. Меня мутило, я не могла есть. Однако Бу страшно проголодалась, и мы решили сходить в одну из соседних кофеен
— Значит, — сказала я, — твоя работа — ходить за мной хвостом?
— Типа того, — ответила Бу.
— А как оно у вас устроено?
— Ну, Стивен — настоящий сотрудник полиции, у него форма и все такое. Каллум — как бы тайный агент, он работает на метрополитене, там призраков целая куча. А я, вообще-то, новенькая. Пасти тебя — мое первое задание.
— Значит, с тобой тоже что-то случилось? — спросила я. — Поэтому ты такая…
— В восемнадцать я много шлялась по клубам, и…
— В восемнадцать? А теперь тебе сколько?
— Двадцать.
— Двадцать?
— Я же не по-настоящему у вас учусь, — сказала она. — И возраст мой указан не по-настоящему. Короче, мы с Вайолет, моей подругой, возвращались из клуба. Она вела машину. Я знала, что она пьяная. Не нужно было к ней садиться. Да и ее стоило бы остановить. Но я и сама была нетрезвая, да и вообще, мозгов у меня тогда было кот наплакал. Мы на полном ходу впилились в столб. Дым, кровь хлещет, Вайолет без сознания. И тут вдруг какой-то голос говорит мне: спокойно, вылезай из машины. Я оглянулась и увидела Джо. Она стояла рядом. А я реву, совсем голову потеряла, но она успокоила меня и вытащила наружу. С тех пор мы с ней лучшие подруги. Знаешь, на Рождество я попыталась подарить ей телефон. Она ведь может поднимать вещи — правда, не очень тяжелые, но телефон поднимет. Вот только призракам от личных вещей одна морока. Карманов-то у них нет. А прохожие видят телефон, плывущий по воздуху, и начинают шарахаться. Она собирает мусор, потому что терпеть не может бездельничать, а что мусор перемещается, никто, похоже, не замечает. Думают, что его просто переносит ветром или просто кто-то так его бросил. Призракам, знаешь, приходится принимать такие вещи в расчет.
— Я, кажется, не справлюсь, — сказала я.
— С чем?
— Ну, с этим. С тем, чем я теперь стала.
— Да справишься. Тут и справляться-то не с чем. Нормальное дело, понимаешь?
— А как мне теперь учиться? — продолжала я, запуская руки в волосы. — Например, сочинение. Мне его, кровь из носу, нужно закончить на выходных. Мне нужно написать сочинение по Сэмюэлю Пипсу, про его гребаный дневник, а я вместо этого смотрю на призраков.
Я походила по комнате, хватая свои вещи, снова кладя на место, пытаясь восстановить ощущение реальности. Все вроде то же. Та же комната. Та же Бу. Та же пепельница. Та же невымытая кружка с налетом от красного вина.
Бу наблюдала за мной, жуя бутерброд.
— Сообразила! — сказала она наконец, смахивая крошки с коленей прямо на пол. — Пошли в библиотеку.
Был вечер субботы, да еще и перед самым ужином, так что народу в библиотеке оказалось немного, да и эти немногие были из тех, кто редко обращает внимание на окружающих. Они сидели, погрузившись в свой мир — в наушники, компьютеры, книги. Бу быстро обошла все помещение, сначала методично прочесала все проходы внизу, потом поднялась наверх и проделала то же самое. Алистер обнаружился на одном из широких подоконников в конце раздела литературы — художественные произведения от «Иа» до «Кл». Одну ногу в ботинке-говнодаве он вытянул вверх и уперся ботинком в откос, другую свесил вниз. Похоже, именно его Бу и искала, потому что направилась прямо к окну.
— Она теперь все знает, — сообщила Бу.
Алистер неохотно отвел глаза от книги.
— Поздравляю, — сказал он сухо.
Я все еще не могла врубиться, что происходит. Мысли ползли совсем медленно. Они оба смотрели на меня, и, не дождавшись моей реплики, Бу пояснила:
— То, о чем мы только что говорили. Алистер… он из них.
— Он…
И тут до меня дошло, почему Алистер смотрит на меня как на полную дуру. Весь этот его прикид в стиле восьмидесятых — это никакой не маскарад. Это его собственная прическа из его собственных восьмидесятых годов.