Имяхранитель
Шрифт:
– Это далеко не все. Расмус, линзу, пожалуйста.
Сатир взял со стола Немезиса линзу и встал перед Иваном. Линза ожила. Обломок до рези в глазах вглядывался в ее мерцающее нутро и видел… Идет человек, очень большой человек, в котором Иван без колебаний признал Урсуса. Его кто-то окликает, линза наплывает, делая изображение больше и четче. Это Иван. Он подходит к Урсусу, оглядывается на снимающую линзу, улыбается, позволяя запечатлеть свое лицо в мельчайших подробностях, и наотмашь бьет Октита чем-то тяжелым. Урсуса спасает лишь неимоверное здоровье и чутье. Он успевает заслониться
– Глядите-ка, дем Октит оказался крепким орешком! Даже вам не по зубам. Может быть, кофе?
Иван бездумно кивнул. Из головы не шла удовлетворенная улыбка Ивана из линзы, с которой тот избивал Урсуса.
Однако когда открылась дверь и принесли кофе, у имяхранителя нашелся новый и очень серьезный повод не верить собственным глазам. Вошел… он сам, Иван, собственной персоной – высоченный и здоровенный обломок, несущий кофе на подносе. Один прибор двойник поставил перед Немезисом, второй – на столик для гостей. После чего, опустив поднос, встал рядом с сатиром.
– Вы по-прежнему говорите «нет»? Убежден, «нет» – мерзкое, отвратительное, плохое слово. Стоит вам его произнести, полиция очень скоро получит на руки фотографии и линзу с записью. Ваше резюме?
Иван огляделся по сторонам. Да, его взяли в клещи. В крепкие, острые клещи, из которых не вырваться.
– Вы сами полноименный, Немезис. Можете стать моим клиентом в любой момент. Неужели вас это совсем не пугает?
– Милейший Иван, я художник. Живопись – мое призвание, для нее – мое Имя. Смотрите, любуйтесь! – Немезис развел руками, показывая на стены. – Картины мои. Я художник, и как все художники, в поиске. Может быть, звери придут за мной… когда-нибудь, но не теперь. Моя лебединая песня еще не спета, я чувствую это! Сказать по чести, художник совершенствуется всю жизнь. Бесконечно, непрерывно движется к вершине, возле которой горги роют лапами вечные снега. Но ведь вы подождете моего восхождения на этот блистающий пик? Немного, лет сорок?
– И ваш случай, конечно же, окажется неподвержен неудаче?
– Разумеется! – Немезис отпил кофе. – А хотите, я подарю вам «Закат на Ифидисе»? Встреча с высоким искусством в какой-то мере компенсирует вам моральные терзания. Я понимаю, сейчас вы предаете сами себя, клянете почем зря, клеймите позором. Но это пройдет. Просто сейчас обстоятельства сильнее. Вы поймете это очень скоро.
– Ладно, заверните. Прихвачу ваш шедевр, – сказал Иван. – Только без рамы, она не впишется в мои интерьеры. Дадите время подумать? До полной луны еще два дня.
– Без рамы нельзя, это законченная вещь, – сказал Немезис. – Вечером перед наступлением полнолуния вы должны дать ответ. Ваш двойник заедет за вами в шесть.
– Нет-нет. Если можно, обойдемся без зеркальных отражений. Новая встреча со своей темной половиной кажется мне пошлой, как водевиль для безымянных.
Немезис подал знак, и лже-Иван подернулся рябью, заструился, будто горячий воздух в пустыне. Стал нечетким, как смазанная фотография. Обломок даже глаза прищурил и заслонился
– Это полиморф. Зовут Нерей, – пояснил Немезис. – Принимает любой облик. Ну… почти любой. Кое-что ему все-таки не позволяется. И он это знает, правда, малыш? Нельзя принимать облик папочки Немезиса, это смерти подобно.
Полиморф оплыл, словно стеариновая свеча, перестал струиться, потом внезапно, рывком обрел четкость и стал вполне обычным человеком. Заурядным, чуточку грузным мужчиной. Встретишь на улице – пройдешь мимо. Он подошел к стене, снял то, что Немезис назвал «Закат на Ифидисе», завернул в газеты и перевязал жгутом.
– До завтрашнего вечера, имяхранитель, – сказал Немезис и отсалютовал кофейной чашкой.
– Вас не сильно расстроила потеря двух болванов на водах? – язвительно спросил на пороге Иван. – Я не хотел. Они первые начали.
– Не берите в голову, – чернокнижник небрежно отмахнулся. – Вы правильно сказали – болваны. А болванов в мире как мух. До встречи…
Дома Иван распаковал картину, критически оглядел и так, и эдак, повертел в руках, перевернул вверх ногами. Усмехнулся и отставил в сторону. Нагнулся подобрать с пола газеты и наткнулся глазами на интригующий заголовок. «Двойное убийство!» – аршинными буквами возвещали «Ведомости».
Бормоча: «Интересно, интересно», он развернул газетный лист. В статье, переполненной восклицательными знаками и многоточиями, писали, что на северо-восточном побережье рыбаками обнаружены два мужских тела. Трупы не поддаются опознанию, так как лица утопленников сильно изъедены морскими обитателями. Окружная жандармская служба вынесла вердикт о насильственной смерти. У одного из найденных острым предметом перебит позвоночник, второй убит рубящим ударом в лицо. Не исключено, орудием убийства послужил тот же предмет. Загадкой для полиции является не только личность убитых, но и место совершения преступления. В округе никто из жителей не пропал. По всей видимости, убитые были нездешними.
– Значит, расщелина все же ведет в море, – поднял Иван палец, будто продолжая давешний спор с Кастором. – Парень с девчонкой из легенды вполне могли бежать. Не только они, их младшие брат и сестра тоже.
Настроение улучшилось, будто получил привет от старых друзей. Иван еще раз взглянул на картину и неожиданно для себя расхохотался. Стало удивительно легко, и уверенность, что все образуется, снизошла на него, как долгожданная вечерняя прохлада. Он бросил взгляд на творение Немезиза.
– Место этому шедевру только в музее, – усмехнулся Иван. Повернулся к линзе, заказал к подъезду конный экипаж и в хорошем расположении духа сварил себе кофе.
Урочным вечером, едва пробило шесть, в дверь позвонили. Давешний полиморф молча стоял на пороге и ждал.
– Очень вовремя. Проходи, ты мне нужен.
– Хозяин ждет ответа.
– Знаю. Сейчас поедем к нему. У меня для него готов отдарочек.