Инамората
Шрифт:
— Не хочешь ли ты сказать, что один из наших клиентов и в самом деле заплатил по счету.
Бен покачал головой.
— Бифштекс habeas corpus. [44]
— Ах вот как!
Паттерсон жестом пригласил меня проследовать за ним в его крошечный кабинет. Высокие окна были давно не мыты, отчего солнечный свет, наполнявший комнату, создавал впечатление «воскресного утра после похмелья».
— А что такое «бифштекс habeas corpus»? — поинтересовался я, садясь на расчищенное им для меня место среди пыльных книг и всяких бумаг — ходатайств и копий официальных писем.
44
Habeas corpus (буквально
— Ах это, — проговорил Паттерсон, роясь под крышкой своего бюро. — Это такой план на случай непредвиденных обстоятельств, мы приводим его в действие, когда оказываемся на мели. Бен отправляется переговорить с сидящими в предварительном заключении в Моко и выясняет, не надоела ли кому из них тюремная еда и не хочет ли кто получить увольнительную на двадцать четыре часа, чтобы полакомиться бифштексом и погреться под бочком у подружки. Мы берем пятьдесят баксов за добывание справки habeas corpus, я говорю судье, что подзащитный желает раздобыть новые свидетельства в свою защиту, и беру с голубчиков слово, что они ни во что не вляпаются на воле. На следующий день они возвращаются — с набитыми желудками и с улыбками от уха до уха. Ага! — Паттерсон показался из-за бюро с меню китайского ресторана. — Как насчет чопсуи? [45]
45
Чопсуи (буквально в переводе с китайского «всякая всячина») — блюдо в американских китайских ресторанах: мелко нарезанное мясо, приготовленное в соусе из грибов, ростков гороха-маш, лука и других овощей и приправ; подается с рисом и соевым соусом.
При упоминании о еде в желудке у меня заурчало, и я вспомнил, что последний раз ел почти сутки назад.
— Боюсь, в настоящий момент я и сам на мели.
Паттерсон только отмахнулся.
— Я угощаю. Мы отправим Бена, как только он закончит сражаться с телефонной компанией. Кстати, — Паттерсон оторвался от меню, — может, хотите позвонить кому-нибудь и доложить, что с вами все в порядке?
На меня навалилась ужасная апатия. Вопрос Паттерсона был для меня словно камень на шею. Я вздохнул, понимая, что не смогу бесконечно откладывать звонок Маклафлину.
— Думаю, мне надо позвонить профессору.
Когда Бен освободил линию, я принял предложение его босса. Я так боялся этого звонка, что у меня во рту пересохло. Я стоял в приемной и ждал, пока оператор соединит меня. Раздался щелчок, и я услышал голос горничной Маклафлинов. Я назвал себя и сказал, что хотел бы поговорить с профессором.
— Извините, — отвечала она, — но профессор уехал из города по срочному вызову.
— Из города? — переспросил я удивленно. Когда я в последний раз видел Маклафлина, он едва мог добраться от кабинета до ванной. — Простите, а не могли бы вы сказать, куда уехал профессор?
— Он выехал утренним поездом в Филадельфию.
Мне стало не по себе. Но за чувством вины, которое врезалось мне в
Увы, я жестоко ошибался! Едва только двое чернокожих носильщиков вынесли из пульмановского вагона инвалидное кресло Маклафлина и наши глаза встретились через переполненный перрон, я догадался по его взгляду, что предстоящая встреча не станет сценой прощения.
— Профессор.
— Финч.
Я провел предыдущие полчаса, заучивая слова раскаяния, и вот, когда настало их время, все вылетело у меня из головы.
— Позвольте, я помогу вам, — проговорил я, и уже собрался встать за его креслом, но Маклафлин жестом остановил меня.
— Не трудитесь. Том сейчас выйдет.
Не успел я спросить, кто такой Том, как неизвестный молодчик, рыжеволосый и усатый, с зимним румянцем на щеках, спустился из вагона и подошел к креслу Маклафлина.
— Финч, это Том Дарлинг — еще один соискатель докторской степени, — представил незнакомца профессор.
— В Гарварде? — поинтересовался я, пожимая руку Дарлинга. — Просто удивительно, что мы не встретились раньше.
— Дарлинг был за границей, — объяснил Маклафлин, — проводил исследования по теме своей диссертации.
— Понимаю.
Наверное, было грубо с моей стороны не поинтересоваться, как идут его исследования и каковы его впечатления о жизни в Европе, но на самом деле мне не было никакого дела до Тома Дарлинга и было наплевать, догадывается он об этом или нет. Дарлинг, видимо, почувствовал, что я пытаюсь оттеснить его, но лишь посмотрел на часы на своем веснушчатом запястье и спросил Маклафлина с акцентом жителя Новой Англии:
— Хотите, чтобы я нашел нам такси, док?
Док?
— Спасибо, Том, конечно.
— Подождите, — сказал я и положил руку на грудь Дарлинга. — «Бельвю-Стратфорд» всего в двух кварталах отсюда. Том дюжий парень, я уверен, ему не составит труда докатить туда кресло.
Дарлинг прищурился и, судя по всему, еле удержался от резкого ответа, но тут Маклафлин дал ему знак оставить нас на время.
— Мы едем не в «Бельвю», — объяснил профессор, когда Дарлинг отошел. — Мы направляемся прямиком в дом Кроули, чтобы попытаться исправить те разрушения, которые вы причинили.
Он посмотрел на меня с таким явным осуждением, что мне захотелось незаметно исчезнуть и уехать на первом же отходящем товарном поезде. Но в конце концов я остался на месте и предоставил ему возможность излить свое негодование.
— Что вы собираетесь сказать Кроули?
— Перво-наперво я собираюсь извиниться за вас, — начал Маклафлин. — А после этого попрошу миссис Кроули провести последний сеанс, который пройдет согласно моим собственным условиям.
— Кроули никогда этого не допустит, — сказал я. — Думаю, с него уже достаточно популярности.