Иная терра.Трилогия
Шрифт:
Снайпер слабеет. А мамонт научился подкрадываться. И если потребуется, он будет подкрадываться и десять, и двадцать лет.
Людвиг всегда знал, что его Вацлав ни за что не станет готовить в качестве преемника. Слишком грубая сила. Управлять миром следует тонко. Людвиг умел быть тонким, умел настолько хорошо, что об этом не подозревал даже сам Пражски — и не должен был подозревать. Но когда австриец узнал о том, кого чех выбрал в преемники…
Сказать, что он был зол — не сказать ничего. Петербуржский выскочка с его сумасшедшими, но вполне выполнимыми проектами был совсем не тем противником, с которым Нойнеру хотелось бы сражаться за главенство в Братстве.
И, что самое обидное, именно против Вертаска у него не было ровным счетом ничего. Кроме судьбы, определенно благоволившей Людвигу. Чем еще, если не ее подарком, можно было объяснить то, что Дориан ухитрился вляпаться в такое? И мало того, что ухитрился, так еще и не придумал ничего умнее, кроме как позвонить именно Нойнеру! Не любимому учителю Вацлаву, не непревзойденному лекарю Миклошу, а Людвигу, своему заклятому врагу! Впрочем, последнего Вертаск не знал. Что его и погубило. Пусть живет. Пока что — пусть живет. Потеряв все — но живет. Его еще можно будет использовать. А если вдруг он попытается что-то строить против Людвига — Людвиг его легко уберет.
Улыбнувшись своим мыслям, Нойнер посмотрел на глубоко спавшего Дориана. Еще неделя — и он уедет отсюда, из этого промозглого, злого города. Уедет — чтобы вернуться через месяц и забрать все.
I. IV
…по чьей-то чужой подсказке
В надежде наивной пешки
Когда-нибудь стать ферзем.
Каждое утро тысячи людей просыпаются — и ненавидят утро за то, что оно наступило. Надо вставать, умываться, завтракать, идти на работу — все как всегда. Повторять бессмысленный алгоритм действий, не задумываясь о том, что это и есть жизнь. Или наоборот, задумываясь — и иногда даже осознавая, что на самом деле не такая уж это и жизнь. Тысячи людей ненавидят утро — за необходимость продолжать алгоритм.
Каждое пасмурное утро тысячи и тысячи людей ненавидят жизнь. Просто за то, что за окном — серое небо, с ночи зарядил мелкий дождик, и погодное ненастье проникает в каждую клеточку, заставляя внутренне всхлипывать вместе с плачущей непогодой. Да что там, каждый день тысячи тысяч людей просто ненавидят жизнь. Постоянно, изо дня в день, или кратковременно, по какой-то определенной причине. Просто ненавидят — и все тут.
И лишь немногие способны, проснувшись и еще даже не успев открыть глаза, начать радоваться новому дню. Радоваться тому, что этот день наступил. Что можно еще дышать. Что еще не все кончено. Что впереди еще — жизнь. Особенно хорошо радоваться наступлению нового дня умеют те, кто вчера не знали — настанет ли этот день? Или и вовсе были уверены, что не настанет.
Сегодня Дориан в полной мере постиг простую истину: осознать ценность чего-либо можно лишь после того, как едва не лишишься этого чего-то. Он проснулся сам, без будильника, без деликатного прикосновения Аполлона, принесшего утренний сок, без бесцеремонного вторжения Людвига, имевшего свои, весьма специфические взгляды на обращение с больным.
Просто проснулся, глубоко, с наслаждением, вдохнул, и лишь через минуту открыл глаза. Попробовал приподняться на локте, вслушиваясь в ощущения и готовясь в любой миг рухнуть обратно на простыни, кусая губы и борясь с острой, пронизывающей все тело болью — но боли не было.
Дориан осторожно сел. Потом спустил ноги на пол, попытался встать — и у него получилось. Дотянувшись до спинки кровати, он набросил на плечи халат, и даже не стал его завязывать.
— Аполлон! — негромко позвал он.
Юноша материализовался на пороге спустя несколько секунд.
— Да, мой господин?
— Принеси мне, пожалуйста, кофе, круассаны и сок в оранжерею. Сегодня я позавтракаю там. А Людвигу накрой, как обычно, в столовой.
— Герр Нойнер улетел вчера вечером, господин, — сообщил слуга.
— Да? Тем лучше.
— Он просил передать вам, что он очень ждет вашего звонка.
— Разумеется, ждет… вот и пускай ждет, — беззлобно проворчал Дориан. Воистину, сегодня не хотелось злиться даже на Людвига.
— Вам помочь одеться, господин?
— Не нужно. Я уже в порядке.
— Я рад, господин. Сейчас принесу завтрак.
— Спасибо, Аполлон, — улыбнулся Вертаск, направляясь ко второй двери спальни, ведущей в оранжерею.
Он не представлял себе, какого зрелища лишил себя, отвернувшись — воистину, выражение лица молодого грека, впервые за несколько лет услышавшего от своего господина благодарность, стоило нескольких потерянных секунд.
За занимавшим всю стену французским окном моросил, временами усиливаясь, мелкий дождь. Как правило, подобная погода навевала на Дориана тоску и он оставался в глубине оранжереи, избегая окон, но сегодня настроение ему не могло испортить ничто. По крайней мере, он был в этом уверен.
Прижав ладони к прохладному стеклу, Повелитель вглядывался в дождливое марево, словно пытаясь что-то в нем разглядеть. На самом деле он просто любовался дождем. Это было самое прекрасное утро в его жизни, и плевать, что времени — шестой час вечера! Аполлон вошел неслышно. Примостил поднос с завтраком на краю кадки с герберами, осторожно, стараясь не потревожить хозяина, переставил столик и легкое плетеное кресло к окну, быстро накрыл, и удалился.
Конечно, Дориан заметил присутствие слуги, но не счел нужным это показывать. Дымящийся кофе, свежевыжатый грейпфрутовый сок, испеченные буквально несколько минут назад круассаны — обычный завтрак, но никогда еще он не казался таким удивительно вкусным, как сегодня. Никогда еще не пахли столь пьяняще и нежно распустившиеся лилии, никогда не были такими насыщенно-яркими тугие бутоны алых роз, никогда еще не цвели так долго орхидеи — будто бы хотели дождаться возвращения Дориана, чтобы он мог насладиться их цветением…
Повелитель был уверен, что уже завтра орхидеи отцветут. Сегодня Дориан впервые в жизни жалел, что не умеет бездельничать. Ему безумно хотелось провести здесь весь день, пить чай, любоваться цветами, быть может — открыть окно и полной грудью вдыхать дождливый воздух… Но сейчас он должен был работать. И в первую очередь — узнать, что, не нарушая условий Людвига, он может сохранить для себя. Хотя… нет, начать надо даже не с этого. Вертаск помедлил несколько секунд, прежде чем набрать номер.