Иная терра.Трилогия
Шрифт:
Впрочем, как раз в этих взглядах не было ничего удивительного — юноша был хорошо одет и очень красив. Жгуче-черные вьющиеся волосы спадали до плеч, обрамляя аристократическое лицо, смуглая кожа, покрытая бронзовым средиземноморским загаром, даже на взгляд казалась мягкой, каре-зеленые глаза смотрели с вызовом, но не враждебно. Светло-серый пиджак небрежно, но элегантно наброшен на плечи поверх шелковой рубашки, верхние пуговицы которой расстегнуты — не по неряшливости, а потому, что юноше просто так захотелось. Не было никакого сомнения в том, что если бы ему потребовалось — он за несколько секунд принял бы вид строгий и официальный. Вот только ему не требовалось.
Не обращая внимания на призывные улыбки девушек и еще более призывные, но куда более навязчивые выкрики таксистов, юноша проследовал к метростанции. С интересом оглядываясь вокруг, приобрел проездной на двадцать поездок, вошел в поезд, но садиться не стал — встал у двери, разглядывая расстилавшийся вокруг город.
Любой внимательный наблюдатель принял бы брюнета за испанского туриста, решившего посмотреть Петербург «дикарем», а не основываясь на мнении туристической компании, решающей, что приезжему интересно, а что — нет. Однако такого наблюдателя сильно удивил бы выбор станции, на которой сошел предполагаемый турист — возле Ушаковского моста не было ни более-менее приличных и известных отелей, ни каких-либо интересных увеселительных заведений. Тем временем испанец, весело насвистывая, сбежал вниз по лестнице, проигнорировав битком набитый лифт, и быстро зашагал по набережной вдоль Приморского проспекта.
Под ноги он не смотрел, во все глаза разглядывая окружающие дома, и через несколько минут едва не упал, неудачно запнувшись о пустую банку из-под пива. Юноша остановился, с удивлением посмотрел на предмет, чуть не ставший причиной падения, а потом сделал то, что повергло в состояние крайнего изумления всех, кто стал свидетелем его поступка: он наклонился, подобрал банку, вернулся метров на пятьдесят назад, и бросил мусор в автоматическую урну. Потом улыбнулся какой-то мысли, и продолжил свой путь.
Спустя сорок минут юный испанец шел обратно к метростанции. Теперь он уже не улыбался, на красивом лице читалась сосредоточенность, а ярко очерченные губы были чуть поджаты. Он прокручивал в голове недавний разговор, и все никак не мог понять, какие еще неприятные новости может сулить полученная информация.
— Здравствуйте, я ищу Вениамина Андреевича Ветровского, он жил здесь около двух лет назад, — сказал испанец в динамик видеофона.
По-русски он говорил с едва различимым акцентом.
— Вениамин Андреевич? Ой… вы знаете, он умер.
— Как умер? Когда?
Пухленькая и дружелюбная женщина спокойно впустила юношу, угостила травяным чаем, отвратительным на вкус, но по ее словам — ужасно полезным. И подробно ответила на его вопросы — насколько сама знала.
— Вениамина Андреича я помню хорошо, такой душевный был мужчина… У меня здесь дочка раньше жила, пока жива была… Плохая это квартира, сколько народу уже перемерло из тех, кто тут жил! Но я счастливая, меня приметы не берут, так что я и не боюсь. Так вот, это вообще комната мужа моего, тоже покойного уже нынче. Когда он помер-то, сюда дочка переехала, совсем ей невмоготу было со мной жить — да и, положа руку на сердце, мне с ней тоже не сахарно было. Настенькой звали дочку мою. Так вот, я когда Настю навещала по первому времени — потом-то она меня быстро отвадила — так вот, я ее навещала, и тогда же с Вениамином Андреевичем познакомилась. Хороший был человек, очень хороший, мало сейчас таких, если вообще остались. Время нынче злое, безжалостное, и люди такие же — вон, Настю-то мою убили, на наркотики подсадили и убили… О чем я? А, ну да, Вениамин Андреич. Он хороший человек был — всегда вежливый такой, небогатый, но аккуратный — не поверите, ни разу его небритым не видела, или чтобы в рубашке мятой… И добрый, да. Настьку подкармливал, когда совсем с деньгами у нас плохо было, о кошке ее заботился — девка-то дура еще была, в голове ветер один, и то забывала животину кормить, то просто корм не покупала… Так вот, Вениамин Андреич кормил. Его, небось, и убили-то за то, что добрый был…
— Его убили?
— Ага… Прямо лопатой в грудь ударили, едва не пополам тело разрубили! Полиция, как всегда — ни бе, ни ме, ни кукареку, ничего не знают, подозреваемых у них нет, улик у них недостаточно… У нас-то тут думают — Вениамина Андреича сынок его приемный укокошил… ах, вы же не знаете, наверное! Вениамин Андреич парня подобрал, из трущоб! Наркомана и бандита, может, даже убийцу… хотя я точно не знаю, конечно. Я, если честно, вообще не думаю, что это он Вениамина Андреича того… убил. Вениамин Андреич был человек, конечно, хороший и добрый, но еще и умный, он подонка не стал бы к себе брать. Но все думают, что это он. Хотя полиция отпустила.
— Так он сейчас здесь живет? — вклинился юноша в непрерывный словесный поток.
— Нет, что вы! После похорон Вениамина Андреича времени совсем немного прошло, как заявилась какая-то родственница его, дальняя. Та еще дамочка, я вам скажу. Ну и выселила мальчишку. Уж не знаю, как — он-то, по идее, должен считаться более близким родственником…
— И где он сейчас, вы не знаете?
— Понятия не имею… В общежитии, наверное — он, вроде как, в институте учился.
— Логично, — улыбнулся испанец. — Что ж, спасибо вам большое!
Следующим пунктом в маршруте уже точно не туриста было главное здание Высшего Института Петербурга. Просторный холл, нелепо выглядящие на фоне колонн и лепнины голоэкраны, безразличная охрана, пропустившая гостя сразу после предъявления испанского паспорта. Ожидание конца пары у психологического факультета, судорожный поиск знакомого лица — судорожный и безрезультатный.
Когда третьекурсники ушли, испанец спрыгнул с подоконника и направился в деканат. В конце концов, мало ли что могло произойти? Пропустил год по семейным или рабочим обстоятельствам, перевелся на другой факультет, или просто учится в другой группе…
— Здравствуйте! Подскажите, пожалуйста, где я могу найти декана факультета психологии?
— Третий этаж, триста первый кабинет, — секретарь даже не оторвала взгляд от экрана.
— Спасибо, — в пустоту сказал гость, и отправился на третий этаж.
«Галина Викторовна Артемьева, декан факультета психологии» Испанец осторожно постучался.
— Войдите, — донесся усталый ответ.
Галина Викторовна оказалась седовласой дамой «далеко за шестьдесят», одетой небогато, но со вкусом, из украшений на ней была только тонкая серебряная цепочка с кулоном. Держалась декан с поистине королевским достоинством.
— Присаживайтесь, молодой человек, — она указала визитеру на стул напротив. — Я вас слушаю.
— Здравствуйте, — пробормотал юноша, искренне жалея, что не догадался купить цветы, прежде чем идти сюда. Не для того, чтобы расположить Галину Викторовну к себе, а просто… ну, просто! — Я ищу одного человека, мы потеряли контакт несколько лет назад. Он учится — или учился — на вашем факультете, сейчас должен был оканчивать третий курс. Его зовут Станислав Ветровский.