Индира
Шрифт:
— Ну вот, завещание готово, — ухмыльнулся Брохманондо. — Только кто его подпишет?
— Я, — проговорил Хоролал и расписался за Кришноканто и четырех свидетелей.
— Так оно ведь фальшивое!
— Ничего, станет настоящим, а фальшивым окажется то, которое ты составишь сегодня вечером.
— Каким образом?
— Когда пойдешь к нам в дом, спрячешь эту бумагу в карман. Будешь писать, что отец захочет, только этими же чернилами. Бумага, перо, почерк, чернила — все будет одинаковое, и отличить одно завещание от другого никто не сможет. После того как документ зачитают, настанет твоя очередь. Ты будешь ставить
Брохманондо Гхош задумался. Потом проговорил:
— Ничего не скажешь, ловко придумано!
— Ну и что? — нетерпеливо воскликнул Хоролал.
— Заманчиво, да только очень уж страшно. Возьмите-ка назад свои деньги. Не хочу я участвовать в подлоге.
— Давай. — Хоролал протянул руку.
Брохманондо молча вернул ему деньги, и Хоролал направился к выходу.
— Постойте, куда же вы? — окликнул его Брохманондо. Хоролал вернулся.
— Вы давали мне пятьсот рупий, — продолжал хозяин дома, — а сколько еще прибавите?
— В случае удачи еще столько же.
— Ох, много денег! Пожалуй, не устоять перед таким искушением, — пробормотал Брохманондо.
— Ну так что же? Ты согласен?
— Да уж, видно, придется согласиться! Только как же подменить завещание? Ведь заметят!
— Что ты! Вот смотри, я у тебя на глазах заменю его.
Неизвестно, имелись ли у Хоролала еще какие-нибудь таланты, но что касается ловкости рук, то тут он достиг истинного совершенства. Завещание Хоролал положил в карман, потом сделал вид, будто что-то пишет на чистом листе. Брохманондо так и не уследил, каким образом эта бумага исчезла, а завещание оказалось у Хоролала в руках. Изумленный, Брохманондо стал восхищаться ловкостью молодого господина.
— Этой хитрости я тебя научу, — заверил его Хоролал.
Брохманондо оказался на редкость способным учеником, и через несколько минут усвоил все приемы Хоролала.
— Ну, я пошел. Как стемнеет, вернусь с остальными деньгами.
Страх с новой силой охватил Брохманондоо Он понимал, что подобные дела сурово караются законом. Чего доброго, придется остаток дней провести за решеткой! Вдруг кто-нибудь заметит подлог? И зачем только он согласился? Но тогда пришлось бы отказаться от тысячи золотых монет! А этого тоже не хочется делать. Ужас, до чего не хочется!
О чревоугодие! Сколь многим несчастным брахманам причиняешь ты жестокие муки! Лихорадка неотступно терзает, желчь вовсю разливается, а тут еще и чревоугодие одолевает! Что делать бедному брахману, когда перед ним вдруг появляется блестящий поднос или пусть даже пальмовый лист, а на нем — аппетитные лучи, шондеш, михидана, шитабхог и другие прелести? Отказаться или съесть? Могу поклясться, что, просидев и тысячу лет в размышлениях над таким соблазнительным блюдом, почтенный брахман все равно будет не в силах разрешить этот деликатный вопрос, а, не найдя средства разрешить его, по рассеянности отправит все сладости к себе в рот. Так случилось и с Брохманондо. Взять деньги страшно — пугает тюрьма, а отказаться духу не хватает. Съесть хочется, а вдруг живот разболится? Брохманондо не знал, на что решиться. А не решившись, он, как тот бедный брахман, обратил все свои помыслы к яствам.
Глава третья
Составив завещание, Брохманондо к вечеру вернулся домой. Хоролал уже ждал его.
— Ну как? — нетерпеливо спросил тот.
Брохманондо, который всегда питал слабость к стихам, с принужденной улыбкой продекламировал:
Думал я луну схватить голыми руками И на дерево полез — да оцарапал палец.— Что, не удалось?
— Ох, брат, слишком уж много препятствий оказалось!
— Не смог, значит?
— Нет, брат. На вот, держи свое фальшивое завещание, и деньги тоже возьми обратно. — С этими словами Брохманондо вынул из ящика сначала подложный документ, потом деньги и вручил все это Хоролалу.
От гнева и досады у того задрожали губы.
— Дурень, тупица! — накинулся он на Брохманондо. — Такого пустяка не смог сделать. А еще мужчина! Ну, я пошел. Смотри, если хоть словом обмолвишься, можешь проститься с жизнью!
— За это не опасайтесь. Ни звука от меня никто не услышит, — успокоил его Брохманондо.
Расставшись с Брохманондо, Хоролал заглянул к нему на кухню. Как видно, он был своим человеком в этом доме, и все входы и выходы знал наизусть. В кухне хозяйничала племянница Брохманондо, Рохини.
Без этой Рохини мне никак не обойтись. Поэтому я вынужден сказать несколько слов о ее внешности и добродетелях. Правда, нынче описания внешности не в ходу; что же касается добродетелей, то теперь охотнее всего говорят о собственных добродетелях, и, уж конечно, не о достоинствах других. Я позволю себе лишь сказать, что Рохини была в расцвете сил и красоты, — словно полная луна ранней осенью. Она рано овдовела и имела множество привычек, для вдовы весьма предосудительных. Так, например, Рохини носила сари с каймой, браслеты и, как я полагаю, не отказывала себе в бетеле. Однако стряпала она, как сама Драупади. Соусы, подливки, горох — все выходило у нее на редкость вкусным. К тому же она, как никто в деревне, разбиралась в языке цветов, а в умении красить ткани и шить ей не было равных. Прическу ли сделать, невесту ли нарядить — всегда приглашали только Рохини. Родственников со стороны мужа у нее не было, поэтому она и жила в доме Брохманондо.
Красавица Рохини толкла горох. Несколько поодаль от нее растянулся кот. Время от времени Рохини, видимо решив испытать, действуют ли женские чары и на животных, бросала на него жгучие взгляды. Кот же, прочитав в этих взглядах готовность угостить его жареной рыбой, стал потихоньку приближаться к Рохини. В это время, поскрипывая новыми туфлями, в кухню вошел Хоролал. Кот позабыл о жареной рыбе и тотчас обратился в бегство. Рохини перестала толочь горох, поспешно ополоснула руки и накинула на голову край сари. Потом, в смущении рассматривая свои ногти, спросила:
— Давно приехали?
— Вчера, — ответил Хоролал. — Послушай, мне надо поговорить с тобой, — продолжал он.
Рохини вздрогнула и торопливо проговорила:
— Ужинать будете? Хотите, приготовлю рис?
— Ладно, ладно, приготовь. Но я не затем пришел. Скажи, помнишь ли ты об одном случае?
Рохини молчала, низко опустив голову.
— Однажды, возвращаясь с Ганги, ты отстала от паломников, — продолжал настойчиво Хоролал, — помнишь?
— Помню, — отвечала Рохини, в смятении теребя пальцы.