Индия: беспредельная мудрость
Шрифт:
Но самые популярные аватары Вишну воплощены в образах Рамы и Кришны. Рама, царевич Айодхьи, – главный герой «Рамаяны», священного эпоса индуистов. Вместе с братом Лакшманой и женой Ситой он вел отшельническую жизнь в лесу, где уничтожил многих демонов, нарушавших покой подвижников и местных жителей. Демон Равана решил отомстить Раме за павших родичей и коварно похитил Ситу. Долго искал Рама любимую жену, бродя по свету, пока не обнаружил ее во дворце Раваны, и после жестокой и кровопролитной битвы освободил ее. Культ Рамы весьма популярен на севере Индии; своим почитателям Рама близок как нежный и преданный супруг, храбрый воитель и справедливый царь.
Еще более любим и почитаем Кришна, герой-пастух и в то же время колесничий и наставник Арджуны, произнесший знаменитую проповедь, составившую содержание «Бхагавадгиты». Имя Кришны буквально означает «черный»; он и в самом деле часто изображается темнокожим: то очаровательным младенцем, то привлекательным юношей, играющим на флейте или развлекающимся любовными играми с пастушками. Он имеет очень широкий круг почитателей, вернее, почитательниц. Для тех, кто ему предан, он близок и как сын, и как божественный возлюбленный, и как старший брат и справедливый герой-защитник.
…По преданию, в Матхуре на берегу Джамны правил злой и жестокий царь Канса, двоюродная сестра которого Деваки была матерью Кришны. Кансе было пророчество, что ему суждено умереть от руки восьмого сына Деваки, и потому он вознамерился убивать всех ее детей. Кришну же спас его отец Васудэва и отдал на воспитание пастуху Нанде и его жене Яшоде. В детстве Кришна был шаловливым мальчуганом, но совершал и немало чудес: убивал демонов, укрывал пастухов от бури, подняв пальцем гору Говардхану и держа ее, как зонтик. В юности, которая прошла в лесах Вриндавана, он прославился и любовными похождениями с пастушками – гопи, которых очаровывал сладкозвучными мелодиями флейты. Все пастушки были в него влюблены, и он благосклонно дарил им свою любовь и ласки. Любил он и танцы: вместе со своей возлюбленной Радхой Кришна находился в центре круга пастушек, причем каждой из них казалось, что онДевятой аватарой Вишну стал Будда Шакьямуни – основатель другой индийской религии, ставшей мировой. Так индуизм, как зыбучие пески, вобрал в себя религию-оппонента, точнее, имя основателя вероучения, но Будда при этом потерял свои особые черты.
Последняя, 10-я аватара – Калки, всадник на белом коне, относится к будущему. Его приход только ожидается, и появится он в конце нашей мрачной кали-юги. Аватары Вишну относятся не только к мифическому времени; нередко ими объявлялись и реальные исторические персонажи, например, поэт-мистик Чайтанья, живший в XV в.
Илл. 44. Странствующий вишнуитский аскет. Фото А.М. Дубянского
Последовательность аватар не случайна: индуистская традиция усматривает в ней отражение процесса эволюции жизни на земле, а мы можем увидеть особое восприятие времени: первые три аватары териоморфны, они фиксируют развитие живого от рыб к млекопитающим, две следующие – переход к антропоморфности, остальные же свидетельствуют о постепенном духовном совершенствовании человека, который должен сочетать стойкую героику с высокой духовностью. При этом все аватары объединены идеей спасения и охраны миропорядка, и эта идея присутствует в самых разных модификациях.
В способах почитания Вишну – много черт древней народной религии, например одушевление камней. И в вишнуитских святилищах, и в домах вишнуитов хранятся шалаграмы – камни, похожие на крупную гальку. Сами индийцы определяют их по-разному: как окаменелые ископаемые раковины-аммониты, как овальные камни с тонкой светлой прожилкой, напоминающей брахманскую нить, как камни с какими-нибудь знаками на поверхности или с минералогическими включениями или просто как камни, используемые для поклонения.
Обладатели шалаграм держат их завернутыми в белую ткань, часто моют и смазывают благовонными маслами. Вода, в которой вымыта шалаграма, считается священной и смывающей ритуальную скверну. Многие верят, что шалаграмы способны творить всякие чудеса, например самостоятельно передвигаться. Эти камни очень ценят, и иной брахман скорее предпочтет расстаться с жизнью и имуществом, чем с шалаграмой. Шалаграму нельзя ни продать, ни купить, ее можно только получить по наследству или в подарок. В брахманские семьи шалаграмы часто попадают после чьей-нибудь смерти, так как перед смертью каждый индус должен подарить брахману золото, серебро, землю, корову или шалаграму.
Их собирают в долинах или по берегам рек и по рисунку трещин, прожилок и по другим признакам называют именами разных аватар Вишну. Обычай почитать в речной гальке бога местные легенды объясняют по-разному. Согласно одной из них, творец мира Брахма увидел на земле так много людей, отклоняющихся от дхармы, что опечалился и задумался о том, как их спасти. От умственного напряжения с его лба покатился градом пот, и из него родилась богиня Гандаки. Она предалась суровой аскезе, и другие боги, испугавшись, что она обретет сверхмогущественные силы, предложили ей прекратить подвижничество, а они взамен исполнят любое ее желание. Гандаки захотела ни много ни мало стать матерью всех богов. Но даже всесильные боги не могут снова родиться! Однако Гандаки настаивала на своем, боги злились, разгорелась ссора с взаимными проклятиями. Пришлось отправиться к Вишну, который смягчил и разрешил ситуацию, и боги превратились в червей, которые живут в речной гальке, а Гандаки – в реку, на берегу которой и можно найти эти камни.
Другой популярный во всеиндийском масштабе бог индуизма Шива – один из самых древних, непостижимых и колоритных персонажей; истоки его образа возводят к протоиндийскому времени. Видимо, тогда же в его облике и в образе были заложены две контрастные, но в восприятии индуистов прекрасно сочетающиеся характеристики, определившие на века его мифическую «биографию» – необузданная эротичность и столь же неукротимый аскетизм. В ведийский период Шива был малозначащим божеством, затерявшимся где-то на периферии мифологии, в тени Рудры, «Ревущего», – зловещего стихийного бога, который может внушить ужас, но тут же и даровать милость, наслать болезнь на скот, но и исцелить его. Однако начиная примерно с эпохи упанишад заметно выделение и возвышение Шивы, которое сопровождалось усилением его благостных черт и благосклонности к людям и которое достигло своего апогея в период эпоса и пуран; к этому времени Шива вобрал в себя много древних культов, и для шиваитов выдвинулся на роль единовластного владыки мира.
Рудра-Шива – не слишком хорошо просматриваемое, но, скорее всего, не арийское, а древнее дравидское божество шаманского толка. Вполне естественно поэтому, что с арийскими божествами «отношения» у него никак не складываются. С Брахмой они обострились до того, что Шива оторвал ему пятую голову, за это был наказан и обрел свой отталкивающий облик Бхайравы, «Ужасного», – гневного божества со спутанными красными волосами и торчащими клыками. Череп Брахмы прилип к руке Шивы и заменил ему чашу для сбора подаяний. И лишь когда Шива пришел в священный город Бенарес (Варанаси), череп сам отлепился и упал на землю, что означало освобождение Шивы от наказания.
В другой раз Шива проявил свой неуживчивый характер, буйствуя на жертвоприношении Дакши, отца своей будущей божественной супруги Сати. Когда Сати подросла, Дакша пригласил всех богов на обряд сваямвары, во время которого Сати должна была выбрать себе жениха; Шива же в число приглашенных не попал, так как Дакша не считал его достойным претендентом на руку и сердце своей дочери. Однако Сати, с детства любившая только Шиву и не помышлявшая ни о ком другом, не увидев среди приглашенных своего возлюбленного, бросила вверх обручальный венок и призвала Шиву. И тот неожиданно появился: венок Сати красовался у него на шее. Дакша вынужден был признать новоявленного зятя, но тот не оказал ему должных почестей, и Дакша проклял его, сказав, что не получит Шива своей доли в жертвоприношении. Тогда разгневанный Шива сотворил невиданное тысячеголовое, тысячерукое и тысячеглазое огненное чудовище, которое породило тысячи других, не менее страшных и грозных чудищ. Земля дрожала, горы качались, море бурлило, густая тьма покрыла все вокруг. С леденящими душу криками чудища опрокидывали котлы с жертвенной пищей, оскверняли еду, приготовленную для богов, жадно глотали молоко, мед, мясо и зерна, а потом набросились на оцепеневших от ужаса богов, нещадно избивая их. Но хуже всего пришлось Дакше: рассвирепевший Шива оторвал ему голову. Правда, потом придя в себя и успокоившись, он стал оживлять убитых богов, но голова Дакши так и не нашлась, и пришлось приставить ему козлиную голову. Сати же, желая оправдать своего супруга, бросилась в костер и сожгла себя.
В следующий раз она возродилась как Ума или Парвати, дочь горного владыки Химавата. Как и в прошлой жизни, она решила, что выйдет замуж только за Шиву. Боги тоже желали этого брака: уж слишком досаждал им злобный демон Тарака, победить которого, по предсказанию, мог только сын Шивы. Но Шива был погружен в такое глубокое созерцание, что вывести его из этого состояния никому не удавалось. Больше всех усердствовал Кама – бог любви. Но когда Шива обнаружил его, то испепелил огнем своего третьего глаза, и с тех пор Кама зовется Ананга, «Бестелесный». Любовь же, которую удалось пробудить в сердце Шивы, приняла такие необузданные формы, что под угрозой оказалось само существование мира.
Одно из самых знаменитых деяний Шивы – разрушение Трипуры, то есть Троеградья, которое Брахма даровал демонам-асурам за подвижничество: золотой град на небе, серебряный в воздухе и железный на земле. Крепости были неуязвимы; разрушить их можно было только стрелой, но одной-единственной. Асуры возгордились своим беспредельным могуществом и стали угрожать богам; те оказались на грани гибели и обратились к Шиве. Он спас положение, отправившись на бой в чудесной колеснице, возничим в которой, отметим, был Брахма. Три крепости, двигавшиеся, как планеты, сблизились и оказались на одной линии: вот тут-то и пронзил их Шива единственной стрелой, и сверкание ее слилось с блеском солнечных лучей.
Двойственность облика Шивы проявляется и в его иконографии: он изображается то в виде погруженного в созерцание йога или странствующего аскета, а то в виде неистового танцора, кружащегося в вихре танца на полянах для сожжения трупов или обитающего на перекрестках дорог – небезопасных местах. На шее он носит ожерелье из черепов, на руках – свившихся в кольца змей; его горло посинело от смертельного яда, поднявшегося из глубин, когда боги и асуры пахтали океан, пытаясь добыть амриту – напиток бессмертия: Шива проглотил яд, несущий гибель всему живому, и тем самым спас мир. А ему яд не причинил вреда: Шива остановил его в горле.
Часто изображают Шиву и как любящего супруга и заботливого отца, в кругу семьи, с возлюбленной супругой Парвати на коленях и сыновьями Скандой и Ганешей – возможно в прошлом местных божеств. Но самый распространенный иконографический образ Шивы – Натараджа, «Владыка танца», особенно популярный на юге Индии, где танец – одна из форм богослужения. В неистовом ритме экстатического танца Шива своей магической силой порождает видимость всех вещей и явлений в мире, а в конце космического цикла он танцем же разрушает мир: Шива – бог смерти и времени, бог разрушения по преимуществу, а шиваиты нисколько не сомневаются, что дело разрушения – священное и самое важное, ведь гибель неизбежно предшествует возрождению, и потому Шива воспринимается как могучий водопад жизни, сметающий и стирающий все отжившее, чтобы вновь сотворить мир в начале очередного косического цикла. Как полнота бытия, он – вечное движение, неистощимый космический поток, разрушающий и форму, и бесформенность, и потому один из его эпитетов на юге Индии – «Сумасшедший».
Философия индуизма создала свое триединство: творец Брахма, хранитель Вишну и разрушитель Шива. В разных религиозных течениях поклонялись либо Вишну, либо Шиве в разных воплощениях, а наиболее отвлеченный Брахма, почитаемый в древности, позже потерял своих поклонников. Неудивительно, что в целом ряде легенд Шива посрамляет Брахму и Вишну, усомнившихся в его могуществе. Пожалуй, самая популярная легенда запечатлена в «Линга-пуране» (линга – фаллический символ, знак Шивы и символ его неисчерпаемой творческой мощи). Когда Шива явился перед Брахмой и Вишну в виде огромного огненного столба – лингама, те решили найти его конец. Брахма превратился в белоснежного лебедя и взмыл вверх, а Вишну – в огромного вепря, роющего землю. Тысячу лет потратили они, но так и не достигли ни вершины, ни основания этого огненного столба, и пришлось им признать могущество Шивы, которому поклоняются во всех трех мирах.
Лингам – наиболее популярный и почитаемый символ Шивы. Обычно он истолковывается как символ плодородия, и это, безусловно, правильное, но несколько упрощенное толкование. Лингам – это символ творческой мощи и энергии божества, который имеет чрезвычайно широкий семантический диапазон: будучи предельно конкретным, он вызывает и вполне конкретные ассоциации, но наряду с этим является и чисто абстрактным символом. При таком диапазоне смыслов лингам используется не только для нужд повседневной магии, но и в обрядовой, а также в медитативной практике как специальный элемент йогической тренировки. Так, бездетная женщина прикоснется к лингаму, надеясь получить помощь божества и забеременеть; тот же самый жест для шайва-бхакта будет выражать бесконечную преданность любимому божеству, а отшельник, прикасаясь к лингаму, сможет погрузиться в медитацию.
С первых веков новой эры почитание Шивы приобрело регулярный храмовый характер, особенно на юге Индии. В собственно шиваитских текстах – некоторых пуранах и агамах – Шива показан не только как посрамляющий других богов, но иногда и как автор вед; при этом все большую роль начинает играть супруга Шивы, выступающая под разными именами, и женское начало становится самостоятельным объектом культа. На юге Индии примерно с VII в. зародилось и шиваитское движение бхакти, породившее новую культовую практику, богатую экстатическую поэзию и ставшее главным религиозным истоком философской системы шайва-сиддханта, сформировавшейся в XII–XIV вв. и осмыслившей опыт бхактов, основываясь при этом на двойной традиции, ведийской и агамической. Шайва-сиддханта выделила в реально существующем мире три главных сущности: владыку – пати, то есть самого Шиву, высшую реальность, абсолют и первопричину мира; пашу (буквально «скот») – индивидуальную душу или, точнее, дух; и пашам (буквально «оковы») – скверну, имеющую три разновидности (анава – неведение, карма – действия, ведущие к новым рождениям, и майя – время, чувство, тело и т. п.). В шиваитском бхакти Шива наставляет своих адептов на путь освобождения, более того, он может своей милостью освободить преданного ему бхакта.
Культы Шивы и Вишну влияли друг на друга, проникали друг в друга, предоставляя своим адептам широкий диапазон образов, символов и идей, так что поэт легко мог найти в нем воодушевляющий образ, философ – источник для размышлений, фанатик – повод для изуверства, а консерватор – способ защитить свои убеждения.
Нельзя не упомянуть и о женственных аспектах человеческой природы, которые необычайно выразительно воплощены в многочисленных образах богинь. Их почитание восходит к древнейшему периоду существования протоиндийской цивилизации или даже к еще более раннему времени. Наследовавшей ей ведийской религии и мифологии идея активного женского начала была чужда – схематичные и невыразительные женские персонажи оказываются в большинстве случаев лишь бледными тенями своих супругов, но в последующий пуранический период существовавшие подспудно архаические представления о дэви, Богине-Матери, влились в индуизм широкой рекой. В пуранах Махадэви, Великая богиня, вобрала в свой образ множество местных богинь-матерей – от персонажей высокой жреческой религии до бесчисленных сельских народных культов.
С тех пор ее значение неуклонно возрастало, а число ее имен и образов не перечесть: всемогущая Матерь мира, простирающая свое защитное покрывало над всем живым, высший принцип всего сущего и высшее знание; любящая мать, дарующая жизнь, заботливо вскармливающая дитя и ласково его опекающая; исступленная и безумная женщина, украшенная ожерельем из отрубленных человеческих голов, кружащаяся в неистовом танце на поляне для сожжения трупов; великая шакти – творческая и созидательная энергия своего супруга, без которой он не может осуществить своего божественного предназначения; нежная и покорная возлюбленная, неразлучимо связанная со своим любимым, как лиана, обвивающая ствол дерева, и даже сливающаяся с ним в едином образе Ардханари; образцовая жена, верная и преданная своему супругу, воплощающая в себе совершенство всех высших качеств женственности; свирепая и устрашающая демоница, насылающая свирепые болезни на людей; неукротимо темпераментная богиня, требующая кровавых жертв и обильных возлияний пальмовым вином, а порой и справляющая каннибальские пиры, – таковы лишь некоторые лики Богини-Матери, воплощенные в неохватном множестве вариантов индуистских богинь. В благожелательном аспекте ее называют Сати, «Добродетельная», Парвати, «Горянка», Гаури, «Белая», Аннапурна, «Дарительница пищи», Амма, «Мать». В устрашающем облике она больше известна под именами Кали, «Черная», Чанди, «Свирепая», и т. п. Приверженцы богини стараются постичь ее божественную сущность путем мистических ритуалов и йогической практики.
Наука свободы
Человек обречен на страдание, и все мы по собственному опыту знаем, что это такое. «Для мудрого все есть страдание», – говорит один из индийских мудрецов, и он не единственный, кто отметил неискоренимую универсальность страдания. Это – закон жизни, мировая непреложность, неизбывное условие человеческого существования. Индийцы считают, что карма – закон всеобщей причинности – привязывает к этому миру и втягивает в бесконечный круговорот рождений и смертей, сансару. Ослепленный неведением, человек принимает за настоящую действительность майю, космическую иллюзию с ее увлекающей и завораживающей игрой. И хотя страдание универсально, оно – не случайность, не результат чьей-нибудь ошибки или злого умысла, как это понимается в некоторых религиях, не наказание за грехи и не испытание, ниспосланное Богом, и не происки Сатаны, прельщающего людей гордыней, как в христианстве. И что самое главное, оно не абсолютно, поскольку человек может из него вырваться, а значит, оно всего лишь свидетельствует о том, что он все еще находится в тисках кармы, а потому опыт страдания благотворен, так как он подталкивает человека к поискам выхода из сансарной круговерти. И чем сильнее страдание, тем больше желание освободиться, то есть перейти на иной уровень существования, превосходящий обычную жизнь. Отсюда – отрицание Индией жизни и мира, но в этом отказе есть нюансы, которыми часто пренебрегают. «Отказываются от этого мира, лишают ценности эту жизнь – ибо существует что-то еще, за пределами становления, темпоральности, страдания. Говоря религиозным языком, Индия отрицает профанный мир и профанную жизнь, поскольку она жаждет священного мира и священного бытия», – пишет М. Элиаде.
Освобождение от страдания, как бы оно ни называлось, – нирвана, мокша, мукти, – конечная цель всех индийских философов, мистиков, религий. Нет никакого первородного греха и нет наказания свыше, как нет и безысходной безнадежности и иссушающего душу пессимизма, а есть непререкаемая уверенность в том, что путь к прекращению страдания существует, и человек в этом смысле имеет неоспоримые преимущества по сравнению со всеми другими существами во вселенной, включая даже богов: только человек может превзойти свое наличное бытие и избавиться от страдания. Главное же условие освобождения от страдания – избавление от неведения и обретение истинного знания. Речь идет не о невежестве, а о неведении относительно подлинной природы духа и абсолютной реальности чистого Бытия, которое может именоваться атманом, брахманом, нирваной и т. п. и которое неразрушимо, бессмертно, ничем не обусловлено и трансцендентно.