Индийская принцесса
Шрифт:
Вероятно, яркость факела или тихое гудение пламени в недвижном воздухе пробудили девушку ото сна наяву. Она резко вскинула голову, и Аш увидел, как глаза ее медленно расширились и стали огромными на маленьком бледном лице. Она осмотрелась по сторонам, не спокойно, но полным ужаса взглядом загнанного животного, и он ясно понял, в какой именно момент действительность вторглась в мир иллюзий и Шушила в полной мере осознала, что означает горящий факел…
Руки мальчика, направляемые руками брамина, опустили факел к погребальному костру, к самым ногам мертвеца. На дровах мгновенно расцвели яркие огненные цветы, оранжевые, зеленые и фиолетовые, – новый рана выполнил свой долг перед прежним раной, своим приемным отцом. Жрец забрал у него факел, быстро прошел к другому концу погребального костра и поджег бревна за спиной сати. Ослепительный язык пламени взмыл ввысь, и одновременно толпа обрела голос и вновь оглушительно взревела, выражая почтение и одобрение. Но их богиня столкнула голову покойного со своих колен, совершенно неожиданно вскочила на ноги, в диком ужасе уставилась на языки пламени и принялась визжать… визжать…
Этот истошный визг прорезался сквозь оглушительный шум, как пронзительный голос скрипки прорезается сквозь грохот барабанов и рев духовых инструментов. Анджули сдавленно вскрикнула, и Аш прицелился и выстрелил.
Визг разом оборвался, и ало-золотая фигурка вытянула вперед руку, словно нашаривая опору, а потом рухнула на колени и упала поперек трупа, лежащего перед ней. В следующий миг брамин швырнул факел на погребальный костер, языки пламени стремительно взмыли над пропитанными маслом дровами, и мерцающее марево жара и дыма задрожало между зрителями и распростертой ниц девушкой, одетой в свадебное платье из огня.
Выстрел прозвучал до жути громко в маленьком замкнутом пространстве, и Аш сунул револьвер за пазуху, круто развернулся и проговорил яростным голосом:
– Ну, чего вы ждете? Пошевеливайтесь!.. Давай, Сарджи, ты первый.
Анджули все еще находилась в оцепенении, и он грубо натянул свободный конец ее тюрбана до самых глаз, закрепил попрочнее и, таким же образом прикрыв собственное лицо, схватил ее за плечи и сказал:
– Слушай меня, Джули, и прекрати смотреть таким взглядом. Ты сделала для Шушилы все, что могла. Она умерла. Она спаслась, и, если мы надеемся спастись, нам надо перестать думать о ней и подумать о себе. Сейчас главное – это мы. Все мы. Ты понимаешь?
Анджули молча кивнула.
– Хорошо. Теперь поворачивайся и иди с Гобиндом. И не оглядывайся. Я пойду следом за тобой. Ступай!..
Аш развернул ее кругом, подтолкнул к тяжелому занавесу, который Манилал раздвинул перед ними, и она вышла из комнаты вслед за Сарджи и стала спускаться по мраморной лестнице, ведущей на запруженную народом террасу.
43
Он скакал во весь опор по каменистой равнине, ограниченной низкими скалистыми горами, и на крупе позади него сидела девушка, которая крепко прижималась к нему и умоляла скакать быстрее… еще быстрее. Девушка, чьи распущенные волосы развевались на ветру, точно черный шелковый флаг, и потому, оглядываясь назад, он не видел преследователей, но слышал неуклонно приближающийся громовой топот копыт…
Аш проснулся, обливаясь холодным потом от ужаса, и понял, что слышал не топот несущихся галопом лошадей, а тяжелый частый стук собственного сердца.
Кошмарный сон был знакомым. Чего нельзя было сказать об обстоятельствах пробуждения: на сей раз он проснулся не в собственной постели, а на твердой земле, в густой тени от валуна. Каменистая осыпь под ним круто уходила вниз к лощине, залитой ярким лунным светом, а по обеим сторонам от него вздымались голые горные склоны, подпиравшие небо, точно листы полированной стали.
Аш не сразу вспомнил, как он оказался здесь и почему. Потом воспоминания нахлынули обжигающе горячей волной, и он резко сел и напряженно всмотрелся в тень. Да, она по-прежнему была там: свернувшаяся калачиком неясная фигура, лежащая в углублении, которое Букта выкопал для нее между двумя валунами и застелил своей попоной. По крайней мере, они благополучно доставили ее хотя бы досюда, и когда Букта вернется… если он вернется…
Мысль Аша резко остановила свой бег, встала как вкопанная, словно лошадь, внезапно осознавшая опасность препятствия и отказывающаяся прыгать через него. По положению луны он понял, что уже далеко за полночь и Букта, собственно говоря, должен был вернуться еще два часа назад.
Он осторожно поднялся на ноги, изо всех сил стараясь не производить шума, способного потревожить сон Анджули, и выглянул из-за валуна, но на голом горном склоне не наблюдалось никакого движения, и он не слышал никаких звуков, кроме шепота ночного ветра в сухой траве и между беспорядочных нагромождений камней. Вряд ли он спал настолько крепко, что не услышал возвращающихся шагов, а даже если и так, здесь были бы лошади…
Но он не видел лошадей на пустом пространстве горного склона, как не видел нигде Букты и вообще никого, хотя вдали красное пульсирующее зарево в небе над долиной свидетельствовало о бивачных кострах, а следовательно, о присутствии многочисленного отряда, остановившегося там на ночь и только ждущего рассвета, чтобы продолжить преследование.
Аш положил руки на валун и, глядя поверх облитых лунным светом серых складчатых гор на далекое зарево, хладнокровно оценил их с Джули шансы выжить в практически безводной местности, где нет узнаваемых троп и ориентиров, во всяком случае таких, какие сам он смог бы узнать, даром что добирался до Бхитхора этим путем всего лишь неделю назад. Однако, если Букта не вернется, ему придется найти обратную дорогу через бескрайний однообразный лабиринт горных хребтов (причем пролегающую по местам, где в этом засушливом диком краю находятся родники), а потом через многие мили покрытых непроходимыми джунглями предгорий на подступах к северной границе Гуджарата.
Дорога и прежде была не из легких, но сейчас… Течение его мыслей снова резко прервалось, и Аш уронил голову на руки и закрыл глаза, отгораживаясь от лунного света. Но он не мог отгородиться от воспоминаний о последних событиях, и картины недавнего прошлого снова встали перед мысленным взором, словно отпечатанные на обратной стороне опущенных век…
Они вышли из огороженной занавесами комнаты следом за Сарджи и спустились на террасу, где тесно толпящиеся люди – зрители и стражники – вытягивали шеи, чтобы увидеть последние минуты сати, и под наплывом эмоций молились, кричали или плакали, когда языки пламени взметнулись ввысь и погребальный костер превратился в ослепительную, яростно пылающую огненную пирамиду. Никто даже мельком не взглянул на группу из четырех дворцовых слуг, возглавляемую стражником из личной охраны правителя. Никем не замеченные, они беспрепятственно покинули чаттри и через несколько минут добрались до более древних и разрушенных строений.
Дагобаз стоял с настороженно поднятыми ушами; похоже, несмотря на рев пламени и крики толпы, он услышал и узнал шаги Аша, потому что приветственно заржал до того, как увидел своего хозяина. У дерева поблизости стояли на привязи еще четыре лошади: Моти Радж Сарджевана; рабочая лошадь, одолженная Манилалу для обратного путешествия в Бхитхор, и две лошади Гобинда, одну из которых он купил в паре с другой несколько недель назад в надежде, что представится возможность спасти обеих рани.
– Я купил каждой рани по лошади, – объяснил Гобинд Ашу, потуже затягивая ремни подпруги, – но это лучшая из двух, а потому вторую я оставил в городе – невелика потеря. Мы не можем обременять себя лишней лошадью. Не соблаговолит ли рани-сахиба сесть в седло?..