Индийский веер
Шрифт:
— В первую очередь мы должны дать весточку Рошанаре, — проговорил Том.
— Я сразу же поговорю с айей, — сказала я ему.
— Мне не хотелось бы вмешивать сюда кого-то из местных, — вставил Фабиан.
Я посмотрела на него с раздражением.
— Разве вы не понимаете, что айя не меньше нас хочет, чтобы план прошел успешно. Она ее тетя. Она вырастила Рошанару. Чтобы спасти ее, она сделает все, что может. Я знаю.
— Не следует слишком поддаваться эмоциям. Это ведет к не правильным действиям. Воздействуйте на айю…
— Конечно, я так и сделаю,
— Это ошибка — доверять полностью.
«Почему, — спросила я себя, — я не могу находиться с ним рядом без охватывающего меня настроения спорить? На это нет времени. Мы должны сконцентрировать все свои усилия на том, чтобы заработал наш план».
Как только я покинула дом, я увидела айю. Я предложила ей пойти в бельведер, где мы могли поговорить. Фабиан был прав: не следовало никому слишком доверять. И хотя я была уверена, что многие из слуг опечалились бы, увидев, как Рошанара сгорала в костре, они никогда не знали, где кончается гнев Хансама, а некоторые могли ощущать патриотическое желание вывести англичан из Индии и открыто бросить вызов их законам.
Я рассказала айе о наших планах. Рошанара же услышит то, что она должна делать, когда придет в бельведер. Мы расскажем ей тогда, когда будем ее одевать. Было трогательно увидеть надежду в глазах айи. Она верила, что шанс Рошанары на выживание связан с моей подобно божественной силой. Я хотела ей объяснить, что это Фабиан и Том Кипинг разработали этот план.
Она внимательно выслушала то, что я сказала. Рошанара должна прийти в бельведер в полночь, когда в доме большого Хансама все затихнет, все уснут. Она знала, это можно сделать, потому что все члены семьи будут в своих комнатах, предаваясь молитвам в ночь перед похоронами.
Днем мы с Элис заходили в бельведер, прихватив некоторые вещи, которые нам понадобятся, чтобы изменить внешность Рошанары. Больше всего мы боялись, что каким-то образом можем себя выдать, действуя не гак, как обычно.
По-видимому, этого не произошло, потому что все шло спокойно.
Мы с Элис одели Рошанару. Бедный ребенок дрожал от страха. Она не могла поверить, что кто-то смог бросить вызов приказам Большого Хансама; но в то же время она испытывала ко мне огромное доверие.
Не было необходимости предупреждать обеих женщин о последствиях для них в случае, если план сорвется. Они осознавали это так же, как и мы.
Итак, в должное время Рошанара была готова. Она стала нисколько не похожа на самою себя. Подрезанное платье на ней слегка висело, но оно сидело неплохо, а парик из светло-каштановых волос полностью преобразил ее. Она выглядела как евразийка. Нельзя было замаскировать только ее грациозные движения и замечательные темные глаза.
Я поняла, каким удачным был наш план, когда несколько дней спустя получила записку от Тома Кипинга.
«Все хорошо, — писал он. — Груз будет в безопасности доставлен из города сегодня ночью».
Это было прекрасно. Мы спасли Рошанару.
На следующий день, когда стала известна новость об исчезновении Рошанары,
Хансам ничего не сказал, но я знала, что он впал в страшный гнев. Он желал буквального исполнения древнего обычая сати. Он не хотел повиноваться англичанам, что, по-видимому, было настроением, распространившимся по всей стране.
Айя сказала мне, что ей было задано много вопросов. Ее он допрашивал особо. Что она знала? Что она думала по поводу этого? Ушла ли девушка по собственной воле? Они все равно найдут ее. Она погибнет в костре, уже потому что должна принести себя в жертву своему мужу и своей стране. Она умрет потому, что пренебрегла приказом Большого Хансама, и потому, что оказалась предателем своей страны.
Бедная Рошанара. Я надеялась, что она навсегда спаслась от своей ужасной участи.
По приказу Фабиана Лавинию держали в неведении относительно всего этого, но теперь она узнала о бегстве Рошанары.
Причина этого открылась, и все говорили о ней.
— Бедная девочка, — проговорила она. — Ты знала, что они хотели заставить Рошанару прыгнуть в погребальный костер?
— Ну, одно время был такой древний обычай.
— Но сейчас он запрещен.
— Да. Слава Богу, он запрещен.
— Но они до сих пор совершают это. Большой Хансам хотел, чтобы его выполнили и на этот раз. Это как бы дань его сыну. Он кажется раздраженным из-за того, что не выполняются его желания.
— Так ему и надо.
— Он только следовал старинному обычаю.
— Удивляюсь, был бы он готов сам прыгнуть в костер для сохранения старинного обычая.
— Конечно, он не стал бы. Хорошо, что Рошанара избежала этого. Я удивляюсь, как ей это удалось? Я никак не думала, что у нее хватит духу.
— Перед лицом смерти находятся силы на любое действие.
— Откуда ты знаешь? Ты никогда не стояла перед смертью.
— Ты права. Никто из нас не знает, как бы мы повели себя при определенных обстоятельствах, если мы никогда с ними не сталкивались.
— Опять философствуешь! Старая верная Друзилла. Б.Х. спрашивал всех. Он пытался выяснить, кто ослушался его приказа.
— Он говорил тебе?
— Не он! Он стал очень высокомерный… с того времени, как я дала ему отпор.
— Насколько я помню, ты не делала ничего подобного. Столкновение окончилось, когда я вошла и спасла тебя.
— Поскольку ты однажды проделала это с тем раздражающим старым графом, ты думаешь, что будешь это делать все время.
— Я рада, что он стал «раздражающим старым графом». Одно время он был восхитительным.
— Ладно, последнее время Хансам ведет себя очень достойно.
— Очень хорошо! Стараясь заставить свою невестку сжечь себя?
— Я говорила о его отношениях со мной.
— Конечно. У тебя никогда и мысли не возникнет поговорить о том, что не касается тебя.
Лавиния засмеялась.
— Останься со мной. Мне нравится, как ты со мной обращаешься. Я не знаю, почему. Мама давно бы уволила тебя за дерзость.
— Но ты не мама, и если бы меня уволили, я бы тут же уехала без проволочек.