Инферно Габриеля
Шрифт:
Писк таймера возвестил, что пирог готов. Джулия вынула его из духовки, наслаждаясь удивительным запахом заварного лимонного крема. Котлеты по-киевски пришлось отправить в холодильник.
Где-то через четверть часа снова хлопнула входная дверь. Джулия обрадовалась: все-таки отец не безнадежен. Оставил своих ребят тушить боулинг-клуб, посчитав обед с дочерью более важным событием. Она отрезала кусок пирога, чтобы угостить отца.
— Слушай, ты просто подгадал под пирог, — крикнула она. — Он еще теплый.
— Приятно
От звука этого голоса тарелка выскользнула из ее рук, и пирог шлепнулся на истертые линолеумные плитки.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ
Саймон вошел на кухню и, скрестив руки, картинно прислонился к дверному косяку. Он был дрянью, но дрянью обаятельной, с красивым лицом, голубыми глазами и коротко стриженными светлыми волосами.
Пронзительно закричав, Джулия метнулась к двери в надежде, что ей удастся ускользнуть от Саймона. Но он тут же загородил собой дверь.
— Пожалуйста, — взмолилась она, — пропусти меня.
— Неужели я заслуживаю такой встречи? И это после нашей долгой разлуки? — усмехнулся он, разводя руками и вставая во весь рост — пять футов одиннадцать дюймов.
В дверях Джулия испуганно сжалась и нервно огляделась.
Саймон втолкнул перепуганную Джулию обратно в кухню и там заключил в медвежьи объятия.
— Саймон, отпусти! — потребовала она охрипшим от страха голосом.
Вместо этого он еще крепче ее обнял и злорадно хмыкнул:
— Ты что, Джули, меня боишься? Расслабься, малышка.
Она попыталась освободиться из его объятий.
— У меня есть друг. Отстань от меня!
— Меня не волнует, есть у тебя друг или нет. — Саймон наклонился к Джулии, и она испугалась, что он сейчас полезет целоваться. Но Саймон зажал ее в углу, и его руки заскользили по ее телу. Стыд и отвращение на ее лице лишь подхлестывали его. Наконец он убрал руки и презрительно поморщился: — Ты так и осталась холодной рыбиной. Твой хмырь тебя не раскочегарил и потому, думаю, слинял. — Голубые глаза похотливо сверкнули. — Что ж, мне больше достанется. Правда, обидно, что первому ты дала ему, а не мне.
Джулия подбежала к входной двери.
— Уходи по-хорошему, — сказала она, распахивая дверь. — Я не хочу с тобой говорить. Учти, в любую минуту может вернуться мой отец.
Саймон неторопливо подошел к ней. Совсем как волк, знающий, что ягненок никуда от него не убежит.
— Не надо мне врать. Я знаю, что он совсем недавно поехал на пожар. Кстати, боулинг-клуб красиво полыхает. Работы у пожарных очень много. До позднего вечера провозятся.
— Откуда ты знаешь? — в ужасе заморгала Джулия.
— Случайно услышал по местному радио. И случайно оказался поблизости. Просто грех было не заглянуть.
Джулия заставила себя успокоиться и обдумать дальнейшие действия. Попытаться
Она заставила себя улыбнуться:
— Что ж, спасибо, что заглянул. Но мы оба знаем: наши отношения закончились и продолжения не будет. Ты нашел себе другую девушку и счастлив с нею. Не будем ворошить прошлое.
Ей удавалось скрывать беспокойство, пока он не подошел ближе и не дотронулся до ее волос, вдыхая аромат ванили.
— Ошибаешься, Джули. Я не искал с нею счастья. Я с нею трахался. Давалка она неплохая, но, увы, не из тех, кого можно знакомить с родителями. Тебя хотя бы было не стыдно привести в дом. Даже при твоем поганом характере.
— Не хочу говорить об этом.
Саймон грубо отодвинул ее и с шумом захлопнул дверь.
— Между прочим, я еще не договорил. Надеюсь, ты помнишь, что я не люблю, когда меня перебивают.
— Извини, Саймон, — произнесла Джулия и попятилась от него.
— Обойдемся без всего этого дерьма. Ты знаешь, зачем я здесь. Мне нужны снимки.
— Я уже сказала: нет у меня никаких снимков.
— А я тебе не верю, — заявил Саймон, схватив ее за бусы и потянув к себе. — Я только не знаю, зачем ты играешь со мной в опасные игры. Я видел снимки у Натали. Такие же есть и у тебя. Если ты сейчас без глупостей вернешь мне их, мы спокойно и по-дружески расстанемся. Но не вздумай меня злить. Я не затем три часа гнал машину, чтобы выслушивать твое вранье. Думаешь, меня очаруют эти жемчужные висюльки? Ты ничтожеством была, ничтожеством и осталась. — Он с силой потянул Джулию за ожерелье.
— Саймон, не надо. Это ожерелье Грейс.
— Ах, это ожерелье какой-то там Грейс. Прошу прощения. Да я в неделю тратил на тебя больше, чем стоят эти стекляшки. — Он снова дернул за нить.
Джулии стало тяжело дышать. Бусины врезались ей в горло. Саймон это видел и ждал, что она скажет теперь.
— Натали тебе соврала. Не знаю, зачем ей это было нужно. Все твои снимки я сожгла.
— Убедительный спектакль, — засмеялся он, — но всего лишь спектакль. Я помню, в каком ты была состоянии. И я знаю, что женщинам свойственно мстить. Особенно таким, как ты.
— Мстить? Тогда почему же я ждала больше года? Почему по горячим следам не отправила их в газету или не начала тебя шантажировать, требуя денег? Ты всегда гордился своей логикой. Куда она делась?
Саймон притянул ее к себе и зашептал на ухо:
— С такими романтическими дурами, как ты, логика не действует. Ты можешь меня ненавидеть, а снимки все равно хранить. Почему бы нам не продолжить разговор наверху? Я поищу снимки, а ты постараешься исправить мне настроение. — Он слегка укусил ее за мочку уха.