Информационно-семиотическая теория культуры. Введение
Шрифт:
– динамическом, предполагающем рассмотрение деятельности в ее самодвижении и развитии, в актах «опредмечивания и распредмечивания» [4].
Если учесть суть взаимоотношений этих актов, открываются нюансы, которые, как правило, не учитываются в культурологических дискурсах.
Например, перечисленные выше акты деятельности связаны между собой неразрывно, при этом опредмечивание означает перевод (преобразование) знания в технологии и процессы деятельности, в материально-вещные предметы (товары, артефакты); распредмечивание же, напротив, означает процесс перевода свойств вещи (вещей) и предметного мира в формы знания, в смыслы, идеи, символы, фетиши.
Таким образом, культура соотнесена с деятельностью как способом бытия человека (способом его существования, экзистенции) вовсе не напрямую, а опосредованно – через
Вероятно, здесь уместно обратить внимание еще на одно обстоятельство. Весьма популярная в культурологической среде идея Бурдье о «габитусе» является своеобразным вариантом деятельностного подхода к интерпретации бытия человека. Ведь габитус понимается Бурдье как набор схем и моделей действий по воспроизводству социально-культурного бытия человека, якобы существующий объективно (помимо воли отдельного индивида), как особая реальность, в которой пребывает человек и которая предопределяет поведение и действия человека, довлея над ним [5]. Но поскольку Бурдье включает в пространство габитуса не только схемы деятельности, но также и регулятивно нормы, идея габитуса как нельзя лучше выражает единство информационного и деятельностного аспектов в бытии человека, манифестируя деятельность именно как способ его бытия.
Вернемся к деятельностной концепции культуры. Будучи развернута корректно и с позиции философии она показывает, что деятельность является способом бытия человека. Но, оказывается (и это видно из приведенного выше анализа), сама деятельность возможна только в сопряжении с процессами «опредмечивания – распредмечивания», т. е. с информационными процессами знаково-символического отражения реальности, кодирования и декодирования информации, составляющими ключевой аспект культуры.
Здесь впору обратиться к В.С. Степину, который трактует культуру как систему исторически развивающихся над-биологических программ жизнедеятельности (общения, поведения, преобразовательной деятельности человека), обеспечивающих воспроизводство и непрерывное изменение социального бытия во всех его аспектах [6]. Академик В.С. Степин, как видим, понимает культуру не иначе как систему программ, т. е. как информационную сущность и информационную систему, которая накапливается, структурируется, развивается, обслуживает процессы социокультурного бытия, сопровождает формы жизнедеятельности человека, их воспроизводство, развитие.
Если учитывать эти обстоятельства, деятельностная теория культуры вовсе не противоречит информационно-семиотической теории и не является ее альтернативой (как принято полагать). Напротив, деятельностная теория предстает как аспект и дополнение информационно-семиотической теории культуры, поскольку информационные процессы в социуме бытуют не сами по себе, они создаются, выстраиваются, направляются, корректируются лишь только в процессах интеракции, деятельности и коммуникации.
Справедливости ради заметим, что в ряде работ давно подчеркивается неразрывный и взаимодополняющий характер информации и деятельности в бытии человека [7]. Ставится также вопрос о необходимости сочетать и синтезировать существующие концепции культуры, излишне преувеличивающие значимость отдельных факторов бытия человека: деятельности, ценностного мира, поскольку культура реально соотнесена со всеми аспектами бытия человека, социума [8].
Итак, точно так же, как бесконечное многообразие структурных и процессных форм бытия выразимы лишь посредством (на основе) многообразия пространственно-временных форм, неисчерпаемое многообразие граней, аспектов и измерений бытия человека выразимы и воспроизводимы лишь посредством культуры и бесконечного многообразия ее форм, смыслов, механизмов. Культура охватывает, пронизывает и интегрирует все грани бытия человека именно в силу ее особой природы и сущности, информационной
Здесь впору вернуться к деятельностно-семиотической концепции культуры, выдвигаемой А.С. Запесоцким. Речь идет о том, меняет ли эта концепция роль и место деятельностного подхода в теории культуры.
Все зависит от того, как понимать сущность семиотики. Дело в том, что существуют два крайних (принципиально различающихся) варианта понимания семиотики: первый – как формальное учение о знаках (что восходит к идеям Локка и Пирса), второй – как учение о способах передачи информации (как это следует из современной науки: лингвистики, теории информации, когнитивистики, теории сознания). Если же семиотику понимать лишь как учение о знаках, то «деятельностно-семиотическая» теория культуры А.С. Запесоцкого предстает как некая версия давно существующей деятельностной теории культуры. А если семиотику понимать как учение о способах и механизмах передачи информации, то культура в концепции А.С. Запесоцкого предстает как нечто такое, что в равной мере сопряжено как с преобразовательной деятельностью человека, так и с его умением творить информацию, создавать информационные системы и использовать их в своей жизни.
И в заключение зафиксируем, что в реальной действительности бытие человека и процесс развития культуры раскрываются и проявляются в огромном многообразии видов, форм и механизмов деятельности, сосредоточенных на основных центрах фокусировки человеческой активности, а именно – на коммуникации, интеракции, питании, различении полов, пространственно-временных отношениях, использовании материалов и орудий, на игре и познании, что неразрывно связано с творением знаков и символов (т. е. с творением и оперированием информацией). Именно на этой сложной и комплексной основе формируются культурный опыт человека (и социума), структурно-функциональная специфика культуры, мир ее смыслов и ценностных ориентиров. В этом смысле (контексте) социально-культурное бытие человека адекватно может быть отражено и интерпретировано лишь на основе взаимодополняющего сочетания деятельностного подхода и информационно-семиотической теории культуры.
Здесь уместно вновь вернуться к деятельности и ее роли в бытии человека. Да, будучи также частью природного мира, человек в какой-то степени продолжает опираться на «присваивающий способ бытия», берет многое у природы в готовом виде (воздух, воду, дары флоры и фауны, природные ископаемые и т. д.). Однако «присваивая плоды природы», человек опирается на сложнейшие формы и виды деятельности, технику, технологии, вновь и вновь демонстрируя абсолютную и тотальную завязанность своего бытия на деятельность, а по сути манифестируя деятельность в роли универсального способа бытия человека. Столь же тотально бытие человека завязано на культуру, в очередной раз возвращая нас к вопросу о сущности и характере отношения деятельности и культуры. Сущность этих отношений кроется в бытии человека, а точнее – в его особенностях. В этом контексте напомним, что наиболее объемлющее описание любой сущности дается на основе онтологических категорий «содержание» и «форма». Очевидно, что содержание бытия человека многообразно – от биологического и социального самовоспроизводства, от познания и преобразования реальной действительности до наделения смыслами всего сущего посредством создания знаково-символических (информационных) систем, способных выразить как всю необъятную сложность бытия, так и тончайшие грани переживания человеком мира, «себя в мире», «себя и Другого». А формой бытия человека, охватывающей и организующей в целостность и единство многообразие векторов субъектности, конечно же, является культура.
Между тем, в культурологических дискурсах в ходу неудачно выхваченная из трудов Э.С. Маркаряна формула «культура – способ деятельности», что, увы, низводит великую сущность по имени «культура» до неких приемов, процедур, рецептур, техники и тактики действий, каковыми и являются любые способы деятельности (да искажает и суть самой деятельности). Но, судя по всему, сам Э.С. Маркарян видел за культурой нечто иное и куда более многосложное, а именно «специфическую функцию в коллективной жизни людей», «способ самоорганизации социума», что явно прочитывается в его дискурсах [9].