Инициатор
Шрифт:
Некоторое время шли молча.
– Спасибо, - наконец вздохнул Даниил. – За хлеб-соль…
Алиса пожала плечами:
– Один мой друг часто говорил: мы в ответе за тех, кого приручили. Кажется, это цитата кого-то из великих.
– Экзюпери, - задумчиво отозвался Даниил. – Маленький принц.
Алиса удивлённо вскинула брови и покачала головой:
– Мудрые мысли для ребёнка. Даже если он и королевской крови.
– Кто королевской? – не понял Даниил.
– Ну, Экзюпери. Ты же говоришь, что он принц? Значит, королевской
Даниил резко остановился, уставившись на девушку. Алиса прошла ещё несколько шагов и недовольно повернулась, изогнув брови:
– Ну?
Быстро догнав, Даниил молча пристроился рядом, но через некоторое время не вытерпел и спросил:
– Алиса, ты в школу ходила?
– Конечно, - лениво отозвалась она. – Шесть классов казённой, два года единоцерковного пансионата для девочек и сейчас в единоцерковном педагогическом институте на втором курсе.
Помолчав, Даниил поинтересовался:
– И как с оценками?
Алиса пожала плечами:
– Хорошистка. А что?
– Просто, интересуюсь… И ты действительно учишься в институте или только числишься?
– Числюсь, - не стала скрывать она. – Мне и без учёбы работы хватает. И потом – закончить мне несложно. Я же буду официально преподавателем в церковно-приходской школе, а знаний, которые нам давали в пансионате, для этого вполне хватит с лихвой. Так что экзамены будут несложными.
– Церковно-приходской? – снова на миг остановился бет.
– Ну да. Казённая школа на балансе «Единой Церкви» - пояснила Алиса. – Государство и церковь заключают договор и школу передают во владение церкви. Там ставят приход, чтобы жителям района не приходилось куда-то ездить далеко, чтобы можно было приходить в воскресенье на проповеди поближе и со священником общаться, когда нужда придёт. Ну и храмовые учителя там обучают детей прихожан необходимым знаниям – чтение, грамматика, математика, закон божий…
– Ясно, - коротко ответил он, упершись взглядом в дорогу, словно пряча глаза.
– А ты ходил в школу? – на ходу подозрительно покосилась она.
– Ходил… Наверное, - кивнул Даниил. – Знания есть, предметы помню… Только саму школу не помню, и что там происходило. Одни ощущения остались от неё.
– И какие ощущения?
– Радость, свет, влюбленность, формулы мелом на доске, разрез на юбке учительницы, школьная форма в крови после драки – красное на синем…, распоротый портфель, в тетради схема пищевой цепочки, на записке от соседки решение дискриминанта…
– Дискрими… что?
Даниил вздохнул:
– Не важно. Главное – это было. Но я не черта не помню, кроме хаотичной мозаики образов.
Помолчали. Тёмный город отвечал эхом на тихие шаги, на копошение кошек и собак по помойкам и шлепки капель из кондиционеров, не выключаемых даже ночью. Город был прогрет за день и утомлённо засыпал, туша свет в окнах и мельтеша лишь голубыми отблесками телеэкранов по потолкам – словно настраивался на сны, транслирующиеся по развлекательным
– Куда мы идём? – наконец спросил Даниил.
– В храм Покрова Божьей Матери.
– Зачем? – насторожился он.
– Не напрягайся, - повела плечом Алиса. – Тебе входить не потребуется. Я зайду одна, ты останешься на улице. Если что – убежишь.
– В смысле? Что там будет?
– Ничего. Там точка контакта агентов. Я выйду на связь и, если всё пойдёт хорошо, получу ответы.
Проходя мимо магазина эротической продукции, занявшего весь первый этаж длинной старой пятиэтажки, Даниил хмуро рассматривал вывешенные в окнах весело раскрашенные макеты половых органов и фотографии зазывающих девиц, а сверху красные буквы воззвания «защитников Единой», а потом спросил:
– Убегу, говоришь? Радует, что ты понимаешь, в какую лужу можешь сесть…
Алиса не отреагировала, и он продолжил:
– Твоё командование тебя предало. И любая попытка выйти на контакт с ними для тебя сейчас равна добровольной жертве. Ты же понимаешь, что, если в городе только одна точка контакта, то там тебя точно будут ждать?
Алиса равнодушно кивнула и отозвалась:
– Если бы меня хотели убить свои, им бы не пришлось так всё усложнять. Меня можно было просто вызвать в центр и зачистить там.
В раздражении Даниил яростно расчесал щёку – кожа мелкими лохмотьями повисла под ногтями, на тонких царапинах набухли красные капли, и Алиса отодвинулась от спутника.
– Кое-чего ты не знаешь, бет, - усмехнулась она, стараясь не смотреть на капли крови. – Альфа-вампира не так-то легко убить. Для этого и церкви пришлось бы повозиться. Но церкви это не надо. Альфа-йах – её защитник, ведомый духом и желанием служить величию человечества. Не было случаев, чтобы йах предал своих учителей и духовных наставников, предал свою веру! И потому не было и не будет такого, чтобы мать-церковь отвернулась от нас. Мы стали такими, какие мы есть, не по чужому приказу или прихоти, не из-за грехов, как вы, бета-йахи, и не в назидание кому-то. Каждый из альфы – духовный воин, добровольно положивший на алтарь веры свою душу. За всё человечество. Потому нет смысла в твоих опасениях, бет.
– Замечательно, - протянул он. – Тогда кто мог сообщить милиции о том, как тебя можно взять?
Алиса поморщилась, но не ответила.
Шпиль часовни возник из-за поворота внезапно. Прямо перед ним высился белый бетонный забор, исписанный надписями, у подножья которого лежали давно повядшие живые цветы и вечно яркие искусственные.
– Стена памяти по погибшим при взрыве метро несколько лет назад, - пояснила Алиса. – Тогда проводили изоляцию иноверцев в городе, и тут проходила граница первой еврейской резервации. Станцию в час пик взорвали иудейские террористы, восстановить не удалось. Резервацию уменьшили, особо ретивых евреев посадили, часть депортировали. Об этом на всю страну по телевидению рассказывали…