Инициатор
Шрифт:
– Вас тоже это пугает? Когда я очнулась, я увидела над собой настоятельницу монастыря и нашу целительницу. Обе они были бледны и рассматривали меня, словно ожившего мертвеца… Нет, хуже! Словно пришедшего за их душами демона. Я лишь потом поняла, что их так изумило. Когда увидела, что у других девушек, прошедших инициацию, шеи не скрывались под повязками. У всех них только чесались руки на венах – там был след от укола и покраснение вокруг. Но это было лишь первые двое суток… - она нахмурилась. – На третьи… на третьи разница между нами исчезла.
Священник задумался, привычно поджав губы и разминая пальцы.
– Позже, - продолжила Алиса, смотря на
Алиса замолчала, и священник, пожав плечами, прокомментировал:
– Элементарная предосторожность от любопытства непосвящённых.
Осторожно, чтобы не потревожить связанные руки, Алиса кивнула:
– Я понимаю. Мирянам не стоит знать о нас, а нам не нужно знать о кухне нашего изготовления. Но кое-что все равно понимаешь… Альфа-йахи получаются инициацией от носителя, правильно? И этот носитель – назовём его сверх-йахом – нечто особенное. От укуса альфа появляется бета-йах, от укуса бета-йаха животные умирают… Значит, чтобы получился альфа-йах, должен быть укус какого-то более сильного существа, более йаха, менее человека, чем мы. Так?
Священник не отозвался, разглядывая свои сухие пальцы, сложенные в восточную мудру.
– Можете не отвечать. Пусть остаётся тайной, понятной всем без слов, - едва растянула покрывшиеся сухой плёнкой губы Алиса.
– Моих одноклассниц инициировали, вколов им по несколько капель крови или слюны носителя. Видимо, препарат невозможно изготовить и потому носителя привозят на инициацию и уж там добывают нужные жидкости и вводят жертвам. Так и сделали, но потом что-то пошло не так… Носитель вырвался и кинулся на меня. И я получила настоящий укус. Такой же, какие позже стала наносить сама. Всё верно?
Красные листья полностью закрыли коричневый крест и теперь текли перед взглядом одной полноводной бордовой рекой, блестящей на солнце. В воздухе кружился запах крови от этой реки, и Алиса боролась с голодной тошнотой.
– Видимо, - поджав губы, отозвался священник, - Я не осведомлён о перипетиях твоего обращения, но других объяснений тоже не вижу.
Алиса едва заметно кивнула – более полного ответа она и не ожидала.
– Потом, позже, нас учили заново жить… Это оказалась сложная наука. Наше тело не хотело есть нормальную еду, и нас приучали к ней заново, как младенцев к воде. Нам были болезненны прикосновения серебра и свет солнца, но мало ощущались уколы или удары, и нас учили менять ощущения, возвращая их естественность. Мы хотели крови – но нас учили аскетизму воинов, отрицанию дурного. Это было тяжело. Месяцами мы сидели в одиночных каменных комнатах и следили за своим телом – за дыханием, температурой, жаждой или голодом, и делали их человеческими. Нам объясняли природу нового состояния, и строго упреждали от любой попытки наложить на себя руки. Тогда мы ещё не понимали, что это значит… Понимание пришло позже. Наше тело способно сопротивляться любой смерти, кроме той, которою выбирает
– По-твоему, велика разница? – холодно спросил отец Владимир. – Ты ещё жива, а значит, не знаешь этого наверняка. Всё лишь детские домыслы и фантазии. Пока не узнаешь доподлинно или сама не станешь такой – не сможешь осознать есть ли разница и в чём!
Алиса, не шевелясь, молча смотрела на красную реку перед глазами. И казалось, что сквозь блеск и плеск волн, она видит недалёкое, но скрытое за мутными потоками, дно. И там, на илистой поверхности камнями выложен чудной, но удивительно знакомый клинописный иероглиф. Оставалось только сосредоточиться ещё чуть больше и вспомнить.
– Возможно, и так, - равнодушно ответила она. – Я никогда не видела истинного вампира, и, возможно, не увижу – ведь эту тайну хорошо охраняют… Но я не раз уже встречалась с такими, как я, и, хотя мы все знаем, что у нас нет души и что нам бессмысленно молиться, но втихаря, когда никто не может слышать, мы всё равно… тянемся к небу…
Отец Владимир всмотрелся в до старости высушенное от усталости и страдания лицо девушки, в остановившиеся глаза, прикипевшие к витражу окна, и стиснул в замок пальцы, отводя взгляд:
– Йах может надеяться… Потому что пока он не отвернётся от бога – бог не отвернётся от человека, живущего в нём…
Алиса вздрогнула. Под хороводом красных листьев на илистой поверхности дна глубокого чистого озера камнями выложенный белый на жёлто-сером лежал иероглиф «Дом».
…
Глава 27 Смерть.
Алиса втискивалась спиной в угол клетки подсудимого, и, щурясь, всматривалась в гомонящий зал, но за плотной стеной чёрных спин видно было немного. Хорошо было заметно тех, кто, беснуясь, прыгал на столы и стулья и оттуда швырял в её сторону всё, что попадало под руку. Бутылки, папки, стаканы, книги, содержимое мусорных вёдер, сорванные стенды с громким шварканьем разбивались о чёрные прутья или стену, но в неё попасть не могли.
«Может, потому и беснуются, что ничего не выходит, - размышляла она, уворачиваясь от пролетающих сквозь решётку мелких предметов, - А, возможно, просто безнаказанность подталкивает к безумью. Силовики здесь уже минут десять, а ничего не предпринимают… Значит, нужно, чтобы люди пар стравили…Только вот – кому нужно?»
Судью и адвоката уже давно вывели через боковой выход – отряд СОБРа постарался. И теперь бойцы стояли тесным рядом вокруг клетки, подняв щиты и накинув на лица защитные полусферы шлемов. Им бы хватило сил оттеснить визжащих и вопящих людей, но не было ни приказа, ни желания.
В хаосе броуновского движения в разгромленном зале заседаний только три фигуры оставались малоподвижны и неподвержены всеобщему безумству. Наставник Борислав, каменным изваянием застывший в дальнем углу и равнодушно смотрящий в окно, и двое, как обычно облачённых в гражданские костюмы, храмовников: один возле парадного, другой у бокового выхода. Пути были отрезаны, но Алиса и не рассчитывала на побег.
– Смерть! Смерть ведьме! Смерть! – скандировали люди. Бешеное торнадо мусора и оскаленных лиц вращалось в безумном танце ярости.