Инициатор
Шрифт:
Надсадный женский вопль, тугой, словно натянутый лук, рокотал над толпой, пробивая её нетерпеливый гомон и уходил вверх, ещё выше, выше… И становился визгом. Нет, уже не визгом – верещанием. Нет, писком, едва слышимым, но ощутимым всем естеством…
Толпа замолчала, подалась назад – на всех лицах раззявленные дыры ртов, во всех глазах – пустота ошеломления и что-то дикое, инстинктивное, равное страху, но не страх.
Закатив глаза и напрягаясь струной, Алиса стояла, выдавливая из грудной клетки остатки воздуха в неслышимый крик, заставляющий людей отступать всё дальше, заставляющий опускаться вниз, сжиматься, стискивать руками уши и молча
Когда крик оборвался и Алиса глубоко, взахлёб задышала, пытаясь восстановиться, люди, тихо подвывая, ещё скребли асфальт и собственные тела. И лишь несколько человек оставались на ногах, молчаливо наблюдая за происходящим.
Алиса, тяжело дыша, смотрела, как одна из спокойных чёрных фигур двинулась вперёд, неторопливо, степенно обходя валяющихся под ногами.
– Наставник, - прохрипела Алиса, узнавая тяжёлую поступь и крепкую фигуру.
Отец Борислав вскинул руку, словно указывая на неё, указывая в её пустое нутро…
Чистое сознание йаха позволило заметить, как металлический шарик буравится в пространство, мчась к незримой точке меж её бровей. Сдвигаться она не стала.
…
Глава 28 Консервация.
Алиса подняла голову и первое, во что упёрся взгляд, была богато украшенная камнями панагия с мелкой, едва различимой за разноцветным сиянием картинкой матери и младенца. Только потом разглядела богатую глубоким ровным цветом ткань рясы и два бледных пятна степенно сложенных морщинистых рук.
Знакомый голос – старческий, уставший, но тренированно сильный, - пробил брешь в стене отчуждения, заставляя безусловно подчиняться:
– Йахас!
Алиса вздрогнула - обрушившийся поток звуков на миг ошеломил её: шорохи свободных одежд, далёкий стук капели над головой, шёпот огня на свечах, дыхание людей вокруг, собственный пульс.
Священник, раньше руководящий судом, высился перед ней в ожидании ответа.
Она облизала губы, сочащиеся сукровицей из трещин, и попыталась встать на колени перед епископом. Тщетно. Ватные ноги не слышались, голова нещадно болела, словно проколотая накалённой иглой от переносицы до затылка. Опустила глаза и сжалась – обнажённое тело, окатанное холодной водой, отсвечивало разноцветными отблесками по влажной коже.
С трудом вздохнув через перепонку, солёной коркой стоящую в горле, она всхлипнула и отозвалась:
– Владыка?
Отозвалась и почувствовала, как брошенное слово улетело в пустоту, гулко дробясь о невидимые препятствия – у места, в котором находились, пределы терялись в темноте, словно в бездне. Алиса вскинулась и окончательно пришла в себя.
Она сидела, привалившись к каменному постаменту в подвальном зале с высоким потолком, на котором неярко горели электрические лампочки – старые, большие, с три кулака размером, но такие тусклые, что освещали только пятачки под собой. А вокруг, на расстоянии рывка, стояли храмовники. Среди них, чуть ближе, сжатой пружиной, готовой упредить её рывок, – наставник Борислав. Но епископ не нуждался в прикрытии – величественно возвышаясь над нежитью, он являл силу большую, чем та, которая способна ломать и крушить. Его сила была такова, что Алису охватывало чувство суетности и никчёмности собственного существования, и хотелось преклонить колени, но вместо того она сжалась, бессмысленно прикрываясь руками.
– Йах! – повторил епископ. – За убийство архиерея отца Аттика, митрополита
Алиса вздрогнула и, обхватив себя дрожащими руками, сгорбилась, из-под рыжей спутанной чёлки волчком оглядывая круг людей.
– Рассмотрев все стороны дела и приняв во внимание искреннее признание и прошение иеромонаха отца Владимира, инквизитора, посвящённого второго собора, суд постановил смягчить наказание и наложить епитимьей криптобиоз для осознания своей сути на срок до смерти всех участников и свидетелей произошедшего, их возможных последователей и памяти людской.
Это значило – долго, безгранично долго.
– По окончании отмеренного срока тебе будет дарована возможность вернуться к служению, - епископ вперил внимательный взгляд в рыжий, всклокоченный затылок девушки, скорчившуюся у ног: – У тебя есть просьбы?
Затылок послушно колыхнулся - Алиса кивнула, но сразу заговорить не смогла:
– Сестре Пелагее… - горло схватило спазмом, внутри головы шевельнулась раскалённая игла. – Свечку…
Епископ вскинул широкие брови, но наставник Борислав шагнул ближе, к самому плечу, почтительно склонив голову, пояснил шёпотом. Епископ кивнул:
– Будет. Покойся с миром.
И отодвинулся назад, в тень, за спины, позволяя кругу воинов сжаться.
Смотря, как удаляется, обесцвечивается золотая панагия, Алиса стиснула свои запястья, словно боясь, что трясущиеся руки станут неподвластны разуму.
С боков приблизились два инквизитора. Спокойные, зрелые. Наставник Борислав подошёл ближе остальных, встал прямо перед Алисой.
– Полезай внутрь и ложись, - кивнул он.
Алиса беспомощно оглянулась – холодный выступ, на который опиралась спиной, оказался стенкой склепа. Продолжая сжиматься и прикрываться, Алиса поднялась, неуверенно, неловко повернулась, смотря в чёрный, завораживающий провал в широкой кладке красного кирпича.
– Дрёма неживая, она же криптобиоз по-гречески, – скучно ровным спокойным голосом начал поучать кто-то сбоку: – Есть суть смерти без смерти, сна без сна, в коем прозябает нежить, лишённый света и тепла, в коем дух его заключается в бессмертную оболочку и томится, оставаясь способен ощущать и мыслить…
– Полезай! – повторил наставник Борислав.
Это был особый голос, требующий безусловного подчинения, такой, каким он только недавно зачитывал приговор… Но, смотря расширенными глазами, на чёрную дыру, дышащую холодом, Алиса не могла заставить себя сделать ни движения. Тело сковало судорогой и только всё сильнее, всё заметнее дрожало. А сзади продолжали начитывать наставления:
– Перво-наперво нежить нужно лишить сил, что можно сделать и колом обыкновенным, но лучше клинком или ещё почитают на западе пулей в голову, что умеряет силу нежити и даже на долгое время его…
– Полезай! – голос отца Борислава ввинтился, до бела накалив иглу, пришпилившую голову.
Алиса вздрогнула и неуверенно, неуклюже подняла ногу, босой стопой встав на кирпичную кладку склепа. И всё пялилась, пялилась неотрывно в чёрный провал перед собой…
– Упырь или упырица, буде то варкулак или вурдулак, силу свою имеют от крови живущих, их тепла и лунного света и не терпят сильного шума или солнца, а потому вводить их в дрёму полагается там, где…