Инкогнито грешницы, или Небесное правосудие
Шрифт:
В выбранном ею вагоне оказалось пусто, Марина уселась к окну и расстегнула сапоги. Со слезами на глазах она массировала замерзшие пальцы, стараясь хоть немного согреть их.
– Позвольте, я помогу, – вдруг раздалось над ее головой, и Коваль резко разогнулась.
Возле ее сиденья стоял высокий мужчина в серой дубленке и темных джинсах. Он был без шапки, и на его темных, чуть тронутых сединой волосах поблескивали снежинки – видимо, не успел стряхнуть, войдя в вагон.
– Спасибо, обойдусь, – холодно отсекла Марина,
– Я прошу простить мою назойливость, но я в некотором роде специалист…
– Ходите по вагонам и предлагаете помощь? – поинтересовалась Коваль.
Она абсолютно не боялась этого незнакомца – ощущения опасности, которое возникало у нее всякий раз, если что-то шло не так, сейчас не было. Кроме того, в кармане шубы лежал миниатюрный электрошокер, которым, в случае чего, она сумела бы воспользоваться, так как владела этим искусством на хорошем уровне. Но мужчина не производил впечатления маньяка-насильника, охотящегося за одинокими женщинами в электричках.
– Нет, я врач-реабилитолог, – серьезно ответил он. – Ну, а в свободное время хожу в горы, так что о переохлаждении знаю все. Точно так же, как и о помощи при нем.
Отрекомендовавшись подобным образом, он присел на корточки, взял Маринину ступню в руки и принялся осматривать. Онемевшая от такого напора Коваль молчала, вцепившись руками в скамью сиденья.
– Знаете, здесь ничего страшного, – констатировал он. – Мы сейчас вот что сделаем… – с этими словами незнакомец вынул из карманов огромные варежки и натянул Марине на ноги. – Вы вот так пока посидите, а я сапоги ваши на печку поставлю, чтобы нагрелись. До дома сможете добраться почти с комфортом, а там уж носки, теплый чай, малиновое варенье.
Он поднял голову и улыбнулся. Марина растерялась – впервые, наверное, не знала, что сказать и сделать. Улыбка у незнакомца оказалась широкая, обезоруживающая и какая-то детская. Так умел улыбаться Грегори, когда его переполняли чувства, а выразить их словами он не мог.
– Как вас зовут? – выдавила она.
– Георгием. Но все зовут меня Жора, – ответил незнакомец, и Коваль вздрогнула. – Что с вами? Вы побледнели – больно?
– Н-нет… все… все в порядке, правда, – пробормотала она, прикрыв рукой лицо. – Просто… извините, сейчас пройдет.
Георгий сел рядом с ней, взял за руку, и теплые пальцы привычным жестом легли на запястье:
– О, как сердечко-то забилось. Что-то вспомнили?
Ничем – ни голосом, ни внешностью, ни манерой говорить этот человек не напомнил ей мужа, но имя… Это имя, с которым она засыпала и просыпалась много лет, имя, которое дала его сыну, имя, дороже которого много лет не было ничего. Марина не могла объяснить причину своего состояния новому знакомому – зачем, все равно не поймет, да и надо ли. Но он ждал какого-то ответа, смотрел сочувственно и слегка встревоженно, и промолчать она не могла.
– Я… я просто не очень хорошо чувствую
– Я это уже вижу. Простите?.. – он вопросительно смотрела на Марину, и та поняла, что не назвала своего имени. Вот тут произошла легкая заминка – Коваль растерялась и не могла сообразить, какое из существующих имен стоит назвать.
– Ксения.
– Так вот, Ксения, – продолжил Георгий, – не сочтите меня нахалом, но я настаиваю на том, чтобы проводить вас домой. Вид у вас такой, что самостоятельно вряд ли доберетесь, да и поздно уже.
Марина растерянно кивнула – она вообще не могла понять, что с ней происходит, откуда эта неуверенность и даже легкая паника в душе. Она не отказала ему, не окатила ледяным взглядом, как делала обычно – нет, она кивнула головой и согласилась. Что-то в этом человеке располагало, заставляло проникнуться доверием даже такую особу, как Марина.
До города доехали молча. Коваль почувствовала, что ноги ее совершенно согрелись, можно и сапоги натягивать, тем более что уже скоро вокзал. Она протянула руку, но Георгий опередил и сам обул ее. Марина почему-то испытала неловкость и смущение.
– Ну что – идем? – Он встал и подал ей руку, и Марина беспрекословно подчинилась и вложила свою узкую ладонь, затянутую кожаной перчаткой, в его – широкую и крепкую.
С подножки вагона он снял ее, бережно взяв за талию, поставил на заснеженный асфальт перрона и поправил свалившийся с головы капюшон шубы.
– Как это вы умудрились в таком виде за город поехать? Ни шапки, ни обуви приличной…
– Да вот думала, у подруги заночую, но не вышло, – улыбнулась Марина, смахивая челку с глаз.
– А что так?
– Поссорились. Точно говорят – две женщины в одном помещении без конфликта прожить не могут.
– Это верно, – рассмеялся Георгий. – Имел честь наблюдать сугубо женский коллектив на работе, это, я вам скажу… – он покачал головой. – Ну что – в какую сторону идем?
– На Ленина, в самое начало.
– Однако… – со значением протянул Георгий.
Квартиры на центральной улице города и раньше стоили совершенно аховых денег, а со временем только возрастали в цене, и позволить себе жилье в этом районе могли только очень небедные люди. Марина прекрасно поняла, к чему относилось это протяжное «однако», произнесенное одновременно с иронией и уважением. Она пожала плечами:
– Ну, так уж вышло.
– Отлично. Идемте, у меня машина на платной парковке, сейчас прогреем и поедем.
– А это никак не нарушит ваших планов? – очнулась Марина, вспомнив, что, возможно, у него есть и другие дела.
– Планов? – переспросил Георгий чуть удивленно. – Какие планы могут быть ночью с первого на второе января? Только телевизор и остатки салата «оливье». Но скажу по секрету – я ненавижу «оливье» и почти не смотрю телевизор, так что в смысле планов я совершенно свободен.