Инквизитор Эйзенхорн
Шрифт:
Наглости мне всегда было не занимать, но сейчас я просто тянул время, стараясь запудрить ему мозги разговором, отвлечь его сознание.
— Что-то сомневаюсь, — прошипел он, шаря рукой позади себя в поисках пульта управления, на котором размещалась кнопка подачи тревоги.
Я ждал. В любой миг он мог оглянуться, чтобы посмотреть, где же находится его цель.
Когда это произошло, я рванулся вперед, выхватывая автоматический пистолет.
Он с криком обернулся обратно и выстрелил, но взял слишком высоко, и выстрел окрасил вспышкой
Пригнувшись, я всадил две пули в левую ключицу Ковица, которого швырнуло на распределительный щит, затрещавший при столкновении.
Ковиц рухнул на пол лицом вниз, и вокруг него стала образовываться лужа крови.
Я подбежал к пульту управления дверью. На нем светилась янтарная руна. Ублюдок успел на что-то нажать. Я щелкнул выключателем поля.
Ничего не произошло.
Набил «дайзумнор» на клавиатуре.
Ничего.
Я понял, что влип в крупные неприятности.
За мерцающим силовым полем возник Уризель Гло в сопровождении нескольких бойцов милиции Дома. Я попятился обратно от входа и подобрал лазерный пистолет Ковица, чтобы, когда проход будет открыт, воспользоваться сразу двумя стволами.
Но внезапно какая-то чужая, темная, чудовищная мощь обрушилась на мое сознание, и оно решило покинуть меня.
Придя в себя, я увидел, как на меня сверху смотрит чье-то лицо. Красивое лицо с пустыми глазами. Губы начали что-то произносить, но потом лицо вспыхнуло огнем и расплавилось, и я понял, что это только сон. После чего проснулся по-настоящему, вернувшись в мир, в котором не было ничего, кроме боли.
— Хватит, не убей его, — произнес чей-то голос.
Другой рассмеялся в ответ, и спазмы острой боли скрутили мой мозг, легкие и живот.
— Достаточно, я сказал! Лок!
Послышалась разочарованная ругань. Агония отступила, и остались только онемение и пульсирующая на заднем плане боль.
Я понял, что распластан на огромном деревянном кресте, пристегнут к нему наручниками на запястьях и лодыжках. Кроме легинсов, сапог и запекшейся крови, на мне больше ничего не было. И свежая кровь продолжала сочиться из моего носа.
Я открыл глаза. Мясистые пальцы держали перед моим лицом мою же инквизиторскую инсигнию.
— Узнаешь это, Эйзенхорн? Я сплюнул кровь.
— Думал, что пошныряешь тут, а потом покажешь значок и все обделаются от страха? — Уризель Гло убрал инсигнию и уставился мне в лицо. — Это не сработает с Домом Гло. Мы не боимся таких, как ты.
— Тогда вы… и в самом деле глупцы, — прохрипел я. Он ударил меня по лбу открытой ладонью, вжимая мою голову в крест.
— Думаешь, друзья помогут тебе? Мы скрутили всех. Они все вон там, в тюремном блоке.
— Я говорю серьезно. Другие тоже знают, где мы. И вам действительно не стоит портить отношения со служителем Инквизиции, и не важно, насколько, на ваш взгляд, он милосерден.
Гло склонился надо мной, сложив руки домиком:
— Не беспокойся.
Он распрямился и отошел в сторону. Я увидел грязные камни стен камеры и двойной люк, выходящий на каменные ступени. У проема стояли и пристально смотрели на меня лорд Оберон Гло и курильщик обскуры, которого я видел в библиотеке. Кораблевладелец Горгон Лок оседлал грязную деревянную скамью, стоявшую поблизости. На его правой руке поблескивало странное приспособление — что-то вроде перчатки из металлических полос, заканчивающихся иглой на каждом пальце.
— Заблуждаешься, Гло. Ответы давать придется вам.
Уризель кивнул Локу, и тот поднялся и подошел ко мне, шевеля пальцами, увенчанными иглами.
— Это струзианский нейронный бич. Наш друг, господин Лок, весьма сведущ в его применении. Он предложил помочь в проведении этого допроса.
Лок схватил меня за горло голой ладонью, задрал мне голову, и его облаченная в перчатку рука исчезла из поля моего зрения.
Секундой позже в мои легкие и сердце вонзились ледяные копья боли, а дыхательное горло скрутил спазм. Я начал задыхаться.
— Образованный человек вроде тебя знает все о выходах нервных окончаний, — произнес Лок. — Это же знают и струзии. Они предпочитают не просто колоть их… им нравится выжигать их. Я обучался у одного из их священных палачей примерно год. Вот, например, этот захват удушает тебя. А заодно останавливает сердце.
Я едва мог слышать его. В ушах грохотал тревожный набат, а зрение затуманили цветные пятна и слепящий свет.
Он отвел перчатку. Боль и удушье прекратились.
— Вот так запросто я могу остановить твое сердце. Спалить мозг. Ослепить. Ну и так далее.
Собравшись со всеми остававшимися силами, я улыбнулся и сказал ему, что его сестричка сочла меня более умелым любовником, чем его самого.
Иглы впились в мое лицо. На какое-то время я снова отключился.
— … не убил его! — услышал я шипение Лока, когда сознание вернулось. По лицу расползалась тупая боль.
— Посмотрите-ка! Посмотрите на него! И где же теперь твоя самоуверенная улыбочка, ничтожный выродок?
Я не ответил.
Лок наклонился так, что мы уперлись лбами и я мог видеть только его глаза.
— Иглы ее убрали, — прорычал он, и мне в нос ударило отвратительное дыхание, провонявшее обскурой. — Я только что выжег несколько точек на твоем лице. Ты никогда уже больше не сможешь улыбаться.
Я хотел было сказать ему, что и без того не часто улыбаюсь, но передумал. Вместо этого подался вперед и укусил его за губу.
Он завопил, пытаясь вырваться. Кровь била струей. По моей голове и груди отчаянно замолотили его кулаки. Длинные рыжие волосы хлестнули меня по глазам. Наконец ему с ревом удалось вырваться. Я выплюнул на пол кровь и основательный кусок его нижней губы.