Инквизитор Светлого Мира
Шрифт:
– Ты что, знаешь его? – удивленно спросил я.
– В первый раз вижу.
– А чего ты с ним здороваешься?
– А я со всеми здороваюсь. Я вежливая. Не знаю, как у вас там в России, а у нас нет ничего зазорного в том, чтобы сказать "Привет" даже незнакомому человеку.
– Ну и рожа у него. Ночью такую увидишь – не проснешься!
– Мигель, ты сегодня не в себе, – заявила Лурдес. – Он вполне симпатичный человек, и улыбка у него хорошая.
– Хорошая? Да у него зубы, как у крысы!
– Мигель, перестань! – Лурдес посмотрела на меня с раздражением. – Что ты к нему прицепился?
– А чего он на тебя пялится? Нет, ты посмотри, так и продолжает таращиться! Наглец!
– Ну и пусть смотрит, если ему нравится. Мне-то что от этого? Он же не в ванной комнате за мной подглядывает…
– Пойдем отсюда, – заявил я.
– Никуда не пойду, пока не съем мороженое. Успокойся и не дергай мне нервы.
Мороженое – это всерьез и надолго. Лурдес заказала огромную порцию – с полосатой бело-шоколадной шапкой взбитых сливок, из которой торчали ломтики киви, ананаса, апельсина, ягоды винограда… Только разве что огурцов и помидоров там не было. И я прекрасно знал, что девчонка будет ковырять эту замороженную гору калорий нарочито долго – назло мне. Гадючка маленькая.
– Кушай, солнышко, – сказал я медовым голосом. – Кушай, моя сладенькая. А я пойду пописаю. Что-то много я сегодня жидкости употребил.
– Мигель, отвяжись от человека, – произнесла Лурдес умоляющим тоном. – Милый, прошу тебя! Не нарывайся на скандал.
– Я иду писать! – заявил я громко, на все кафе. – Я иду писать, сеньорита, иду отправлять свои естественные надобности. Я иду, и помыслы мои чисты, как у ангела. Как у всякого ангела, летящего в сортир!
С этими словами я встал и направился к туалету. По пути я довольно сильно пошатывался и, когда проходил мимо незнакомца, нечаянно задел его столик бедром. Стакан с апельсиновым соком, стоявший на столе, немедленно повалился на бок и из него выплеснулась струя оранжевого напитка – почему-то точно на штаны блондина.
Я остановился.
– Пардон, господин блондин, – сказал я заплетающимся языком. – Кажется, я облил вас.
– Что? – Человек оторвал взгляд от Лурдес и заторможенно перевел его на меня. Он словно выходил из гипнотического транса. – Что вы сказали?
– Я облил вас соком. Это ужасно.
– А, это? – Человек посмотрел на то, как последние капли красящей жидкости падают на его брюки – безупречно белые, дорогие. – Да, действительно…
– И что?
– Ничего. – Он поставил стакан на место и снова уставился на Лурдес, которая упрямо не поворачивалась к нам, хотя на нас с блондином пялилось уже все кафе.
– Чего – ничего?
– Ничего страшного.
Говорил он с сильным андалусийским акцентом.
– Ваши штаны, наверное, кучу бабок стоят? Они ни хрена не отстираются. Этот сок – он как краска.
Он не ответил. Не обращал больше на меня ни малейшего внимания. Я покачался рядом с ним еще немного, а потом отправился в туалет. Тип этот был определенно ненормальным. Такого даже бить по морде было жалко. Права была Лурдес – зря я привязался к нему.
Когда я вышел из сортира, человека за столом уже не было. И даже лужу сока на столе вытерли – как последнее напоминание о нем.
Лурдес задумчиво смотрела на свое тающее мороженое.
– Ты скотина, – сказала она. – Ты знаешь это? Ты –
– Знаю, – сказал я.
Я тотчас забыл про этого человека – мало ли придурков попадается на нашем жизненном пути? И представьте мое удивление, когда я снова увидел его уже через неделю – за столом у Лурдес.
Дело было так. Мы встречались с ней всегда в одно и тоже время – в субботу, в одиннадцать утра. И в одном и том же месте – в том самом кафе. Но на этот раз я приехал раньше на полтора часа. Не сиделось мне почему-то дома, неясная тревога копошилась в душе как глист, и я сел не на свою обычную электричку. "Ничего, – думал я, – это даже к лучшему, что я приеду раньше. Полтора часа погуляю по Барселоне, освежу свои воспоминания о местных культурных ценностях, прошвырнусь по бульвару Passeig de Gracia и приобрету себе новые крутые подтяжки – такие, какие можно купить только там, полюбуюсь на собор Святого Семейства, потом пойду на улицу Рамбла и куплю Лурдес букет шикарных цветов, наконец нырну в Готический Квартал и приду в то кафе, где она ждет меня"…
Получилось не совсем так. Правда, я и в самом деле совершил моцион по Рамбла – полюбовался на живые статуи и бросил им пару песет, узнал названия нескольких птичек в клетках, послушал гитариста и певца, старательно изображавшего Марка Нопфлера, купил цветы и даже обзавелся какой-то тупой книжкой, которую потом специально забыл на лавочке, потому что читать ее было невозможно. Я убил таким образом целый час. Но дальше меня неудержимо потянуло в наше кафе. К тому же, я проголодался. Я решил придти на наше место и заморить червячка в ожидании Лурдес.
Когда я подходил к кафе, то увидел, что она уже сидит там, за нашим столиком. И не одна – с ней был тот самый блондинистый тип. Они разговаривали о чем-то и он жестикулировал своими большими руками.
Я шел к ним слишком долго – мелкими, неуверенными шажками. Кажется, я надеялся застать их врасплох. И напрасно. Мне следовало преодолеть это расстояние решительным марш-броском и взять блондина тепленьким на месте преступления. Объяснить, что не следует приставать к чужим любимым девушкам. Я не успел: блондин повернулся, увидел меня, тут же резко поднялся на ноги, наклонился к Лурдес, что-то сказал ей, поцеловал ее руку и исчез в боковом выходе из ротонды с такой скоростью, что я и рот открыть не успел.
– Ну, и что это значит? – я плюхнулся на плетеный стул, переводя дыхание.
– Что ты имеешь в виду? – Лурдес, как обычно, была спокойно грустна.
– Ты завела роман с этим типом? Встречаешься с ним за нашим столиком!
– Да нет. – Лурдес слегка усмехнулась. – Не завела. И не заведу, наверное. Он не в моем вкусе. Сегодня я увидела его в первый раз после того случая. Он сам подошел сюда – видимо, рассчитывал, что я сюда приду. Подсел за столик. Невероятно вежливый господин. Раз десять, наверное, извинился, что беспокоит меня. Сказал, что ему необходимо рассказать одну важную вещь – именно такой девушке, как я. Сказал, что я очень похожа на его невесту, Кристину, которая умерла одиннадцать лет назад. Его невеста была убита – он так сказал. Он едва не плакал. Как я могла отказать ему в разговоре?