Инквизитор Светлого Мира
Шрифт:
Пора было приступать к осуществлению главного, ради чего все это задумывалось. Вальдес был главным специалистом по отлову демоников в Кларвельте. И значит, в Кларвельте должны были появиться демоники. К сожалению, сами люди большого мира не стремились попасть в Кларвельт – да и понятия не имели, что такое возможно. Стало быть, Вальдесу нужно было помочь им в этом.
Технически это оказалось очень простым – сперва уколоть ножом выбранную в жертвы персону, потом уколоть самого себя. В этом случае жертва переносилась в Кларвельт первой, следом за ней – Вальдес. Несчастный демоник, пройдя через вуаль забвения, как и положено, терял память на две недели. А Вальдес помнил все великолепно.
Первым демоником Вальдеса стал парень-негр из ресторана "Монтроса" в Калелье. Волей случая именно он подвернулся под руку Вальдеса, когда тот
Он отлавливал и сжигал в среднем по одному демонику в год – этого было достаточно для поддержания его непререкаемого авторитета у местного авторитета и уважения Госпожи Дум. Таким образом, ему приходилось похищать человека из Барселоны и ее окрестностей раз в тридцать шесть дней по земному времени. Вряд ли это могло быть особо отмечено на земле – месте, где люди пропадали в гораздо большем количестве каждый день. А вот Светлый Мир реагировал на то, что вытворял Вальдес, весьма болезненно.
Он начал разрушаться.
Монстры, обитавшие прежде только за Злым Пустырником, просочились в леса и расплодились там в таком количестве, что выйти ночью из дома в Дальних землях стало самоубийством. Появились новые растения – все как на подбор ядовитые или даже хищные, как аррастра. Погода все меньше слушалась повелений Госпожи, несмотря на все ее старания: штормы и ураганы проносились над селениями и полями, убивали людей, губили урожай и превращали Светлый Мир в мир темный и опасный. Да и люди портились прямо на глазах. Прежняя их изнеженность и мягкотелость все больше уступали место раздраженности, грубости и желанию вцепиться друг другу в глотку по любому поводу.
Сама же Госпожа чувствовала себя все отвратительнее. Болезни, положенные ей природой по причине преклонного возраста, до поры до времени дожидались своего часа где-то за углом – как стая одичавших злобных собак, отогнанных могущественной магической силой. Теперь они с рычанием выбегали одна за другой и остервенело вцеплялись в тело Госпожи, терзая его и стремясь разорвать на куски. Только заклинания, которые творила Госпожа Дум, останавливали этот процесс и не давали ей умереть.
Вальдес прекрасно знал, что является причиной такого болезненного состояния Светлого Мира и Госпожи. Каждый человек, которого он протаскивал в Кларвельт и превращал в демоника, вызывал возмущение магического равновесия тонкого мира в такой же степени, как огромный валун, сброшенный в середину небольшого, покрытого ряской пруда, заставляет воду расходиться кругами и выплескивает ее на берега, размывая их. Да, в пруду через некоторое время все успокаивается – но тонкий мир устроен посложнее пруда, к тому же Вальдес кидал свои "валуны" слишком часто.
Если Вальдес протаскивал демоников еще чаще, он быстро и окончательно добил бы и Госпожу Дум и Кларвельт. Но он вовсе не хотел этого – ведь при этом он потерял бы все! Он вернулся бы в Средний Мир обычным человеком. Здесь же, в Кларвельте, он стал теперь настоящим хозяином. Госпожа Дум непрерывно болела и не контролировала уже свой мир, хотя и питала иллюзию, что контролирует. Вальдес стал намного сильнее ее. И поэтому Госпожа предпочитала закрывать глаза на те беспорядки, что творились в Кларвельте. Вальдес – он такой молодец. Он так хорошо и интересно говорит… Он заботится о ней. Он знает, что делает…
Госпожа Дум превратилась в древнюю старуху, теряющую разум. Вальдес довел ее до этого. Бедная, бедная Клементина.
А время текло, проходили годы и десятилетия. Не надо забывать о том, что за пять лет земного времени, прошедшие с тех пор, как Вальдеса закинуло в Кларвельт, здесь прошло пятьдесят лет! Сменилось два поколения – мало кто уже помнил, что некогда существовала жизнь без великого Вальдеса Длиннорукого – полномочного наместника Госпожи. Вальдес давно уже переделал жизнь в Светлом Мире, основательно перепачкав ее в соответствии с собственными прихотями. Он ввел новые порядки. Он распространил деятельность инквизиции на все сферы жизни. Увеличил тюремные сроки, мало-помалу доведя их до пожизненных в отношении личных своих
Особым предметом его гордости было изобретение собачьих боев. В качестве бойцовых псов выступали люди из тех, кто попал в долговое рабство. Бои стали крайне популярны как среди знати, так и среди городских мещан. Вальдес сам не раз посещал их, и каждый раз потирал руки, видя, как люди – некогда благородные и даже добрые – превращаются в тупую и кровожадную толпу.
Все это было забавно, но не более того. Вальдес был взрослым человеком и ему давно наскучило играть живыми фигурками, созданными Госпожой. Он хотел вернуться в большой мир в полной своей силе, сохранив все свои сверхчеловеческие способности. В большом мире он нашел бы возможности для действительно интересной игры. Ему нужно было найти способ заставить Госпожу свернуть свой мир добровольно.
Десятилетие шло за десятилетием, но он не мог придумать ничего для того, чтобы разрешить эту проблему.
Кларвельт едва дышал, но не умирал. Вальдес поддерживал его в рабочем состоянии. Он еще не решил, что на Светлом Мире стоит поставить точку.
Большую часть времени Вальдес проводил теперь в Среднем Мире. В Испании.
ЧАСТЬ ПЯТАЯ
Мигель: ужасная работа
ГЛАВА 1
Иногда – уже после того, как я узнал от Демида всю правду – я думал об обитателях Кларвельта: а пошли к черту все вы – фантомы, призраки, вызванные к жизни горячечным бредом выжившей из ума средневековой старухи. Вы не люди, и весь ваш мир, якобы светлый, не стоит того звука, который я издаю задницей утром в туалете, перед тем, как идти чистить зубы. Я осознавал, что попал в сказку, где все было надумано, где не было ничего живого, похожего на реальность нашего мира – живого в своей настоящей опасности, и настоящей доброте, и настоящей чувственности. Ваш мир все равно сдохнет – думал я тогда, – и чем быстрее, тем лучше, потому что в тот момент, когда он сдохнет, я снова окажусь в своем мире, том мире, для которого я предназначен, и при этом меня абсолютно не будет волновать, что станет с искусственным и вымороченным мирком с дурацким названием "Кларвельт", и что станет с его жителями – умрут ли они на самом деле и отправятся ли в чистилище, предназначенное для душ реальных людей; или просто растворятся в пустоте космоса, не оставив от себя ничего, кроме воспоминания, затерявшегося между извилин моего серого вещества.
Но это случалось только иногда – в те моменты, когда несуразность Светлого Мира, доведенного Вальдесом до маразматического абсурда, заставляла меня выходить из себя. Чаще было все же по-другому – я ловил себя на мысли о том, что воспринимаю этих людей не менее реальными и имеющими право на индивидуальность, чем я сам – конечно, не всех людей – но уж таких, как Флюмер, и Трюфель, и Рыжий Йохан – безусловно. И тогда я думал: а не является ли наш собственный, большой мир, именуемый Цветным или Средним, выдумкой какого-нибудь шутника, очень большого шутника, и не относится ли этот шутник к нам, грешным (по его понятиям) как к мухам, ползущим по мебиусовой ленте земного существования, отведенной нам в качестве жизненного пути – клейкой ленте, созданной для того, чтобы ловить надоедливых вечно жужжащих мух-людей?