Инопланетяне в Гарволине
Шрифт:
— Он изобразил теорему Пифагора, — так же взволнованно ответил консультант. — Насколько я её помню, мы должны дорисовать третий квадрат на оставшейся стороне треугольника. Это я ещё со школы помню. А вот если он перейдёт к высшей математике…
— Ну так дорисуйте ему этот квадрат!
— Я? — возмутился консультант. — Да мне ни в жизнь не согнуться!
Тем временем закалённый в общении с дубиноголовыми учениками преподаватель ласково и терпеливо уговаривал пришельца:
— Ну возьми же мелок! Не бойся! Что надо тут изобразить? Подумай хорошенько…
Толпа на площади,
— Гляди, совсем ходить не умеют, как паралитики какие…
— Может, они у себя и вовсе не ходят.
— А что, летают?
— Кто их там знает. Или летают, или ездят на чем…
— Да, не скажешь, что они спортивного склада, — недовольно заметил местный футболист.
— Спортсмены не спортсмены, а видишь, откуда прилетели! — возражали ему.
— По-русски никто не пробовал с ними заговорить? — интересовались в толпе.
Ему отвечало сразу несколько голосов:
— Да по-всякому пробовали. И по-русски, и по-английски, дворник Шварц вспомнил свои военные годы и по-немецки попробовал, а парикмахер, тот даже по-французски спросил, парле ву Франсе?
— И что?
— А ничего! Не знают иностранных языков, молчат как пни.
— Аптекарь по-латыни к ним обратился!
— Интересно, что он им по-латыни сказал?
— Названия лекарств, больше он ничего не знает, да они все одно не поняли.
— Жаль, по-китайски никто у нас не умеет…
— Пан, ты в своём уме? Храни нас Господь от китайцев…
— Люди, а что там в серёдке у них такое жёлтенькое чернеется?
— Я бы уж скорее с ними по-японски попробовал.
— Так попробуй. Люди, дайте человеку с японским пройти!
— Да нет, я-то сам не говорю, думал, может, кто умеет.
— О, председатель местной кооперации два года во Вьетнаме сидел! Надо за ним сбегать!
— Какой смысл? Они вообще не говорят по— человечески!
— Глядите, глядите, наконец до них дошло! Одно из космических чудовищ неуклюже взяло мел в лапу и, шагнув через тротуар, с трудом накорябало на стене дома косую линию, долженствующую соответствовать третьей стороне треугольника. Площадь замерла, даже ничего не смыслящие в геометрии гарволинцы поняли, что настал исторический момент. И когда пришелец вкривь и вкось изобразил на черте нечто отдалённо напоминающее квадрат, зеваки разразились рукоплесканиями, криками и одобрительным свистом.
Безумно взволнованный историк шептал на ухо директору школы:
— Видите, они оперируют мысленными аббревиатурами. Высшая степень цивилизации! Надо бы им нарисовать нашу солнечную систему, а ещё лучше — всю нашу галактику, может, покажут, откуда прилетели. Потрясающе! Колоссально! Наверняка их космический корабль двигался с помощью умственной энергии! Рисуйте же!
— Солнечную систему я ещё изображу, — сконфузился математик, — а вот галактики наизусть не помню. И вообще мне проще общаться с ними математически.
И, вынув из кармана запасной кусок мела, директор школы принялся что-то писать на стене дома.
Оставшиеся караулить вертолёт сатирик с пилотом были очень недовольны поведением своих коллег.
— Ведут себя как бараны безмозглые! — выходил из себя сатирик. — Люди им аплодируют, поздравляют, а им хоть бы хны! Кретины!
— А что бы вы делали на их месте? — поинтересовался пилот. — Раскланивались бы?
— Да хоть как-то прореагировать же надо! Представьте, что вы приземлились на какой-нибудь Альфе Центавра. Приземлились, значит, приступили к установлению дружеских контактов, а тут вдруг центавряне принимаются испускать какие— то непонятные звуки. Для вас совсем непонятные, на земные не похожие, то ли хрюкают, то ли стенают. Ведь это наверняка заставит вас как минимум встревожиться!
— Точно! — согласился пилот. — Я бы обернулся и посмотрел, чего это они. Какое у них, к примеру, выражение на лицах…
— Да нет, — засомневался вдруг сатирик, — по выражению правильной реакции не определишь, вы ведь не у себя на Земле. Вдруг тамошние жители в приливе дружелюбия начинают скалить зубы или плеваться? Нет, нам правильно их реакцию никак не оценить.
Сообразительный пилот сразу усёк суть проблемы и задумался.
— Холера! Вы правы. Тогда, может, дать им понять, что мы не первый раз на Земле, что случалось незаметным образом навещать гарволинцев и раньше, так что мы знакомы с их обычаями и чрезвычайно признательны?
Сатирик полез было в затылок, чтобы почесать его, да вовремя одумался. Пилот тоже непроизвольно привёл в движение своё оружие — автомобильное шасси, которое тут же оглушительно загрохотало. Грохот заставил ближайших зевак отскочить, а сатирика с пилотом привёл в чувство.
— Неплохо было бы приблизиться к людям и дружески дать им понять… Только как?
Пилот помнил о дисциплине.
— Мы не можем покинуть свой пост, — сурово сказал он. — Нам с места двигаться нельзя.
За разговором и раздумьями пилот с сатириком не заметили, как к космическому кораблю приблизился ксёндз — бабы немного отстали — и, вытащив кропило, замахнулся им на корабль. В этот момент одно из стерегущих машину страшилищ направило на него какую-то странную штуку, оглушительно загремевшую. Ксёндз было попятился, но, услышав, как за спиной заголосили правоверные католички, с отчаянной решимостью ступил шаг вперёд и окропил машину, страшилищ— марсиан и передний ряд зевак. Многие из последних преклонили колени и принялись истово молиться.
Редактор с микрофоном в руке и блаженным выражением на лице растроганно наблюдал с близкого расстояния церемонию окропления. Внезапно его схватил за локоть какой-то мужчина.
— Вы журналист? — спросил он и, не дожидаясь ответа, продолжал: — Впрочем, это не имеет значения, главное, у вас есть магнитофон, так что запишите это!
— Что именно? — не понял редактор.
— Грохот их странной машинки! Может, это вовсе не оружие, а их речь! Может, они с помощью машинки выражают свои мысли! Пусть потом наши учёные исследуют! Ну, скорей же!